Фред Варгас - Уйди скорей и не спеши обратно

Адамберг отпустил агентов, работавших сверхурочно, заменил их ночными дежурными, взял служебную машину и поехал на площадь Эдгар-Кине. Дежуривших здесь полицейских только что сменили лысый офицер и крупная женщина, та самая, что спорила с Адамбергом на собрании. Он видел, как они небрежно развалились на скамейке, о чем-то болтая, но при этом не выпуская из виду урну, что висела на дереве в пятнадцати метрах от них. Адамберг незаметно поздоровался с ними.

— Следите внимательно за размером конверта, — сказал он. — Если повезет, его будет видно в свете фонаря.

— Никого не задерживать? — спросила женщина.

— Просто наблюдайте. Если кто-то покажется вам подозрительным, проследите за ним потихоньку. В подъезде этого дома дежурят два фотографа. Они снимут каждого, кто приблизится к урне.

— Во сколько нас сменят? — осведомилась женщина, позевывая.

— В три часа ночи.

Адамберг зашел в «Викинг» и увидел Декамбре за дальним столиком в окружении Жосса и еще пяти человек. При его появлении разговоры стихли, словно оркестр распался. Очевидно, сидевшие за этим столом знали, что он из полиции. Декамбре решил играть в открытую.

— Комиссар Жан-Батист Адамберг, — представил он. — Познакомьтесь, комиссар, — Лизбета Гластон, певица, Дамас Вигье из «Ролл-Райдера», его сестра Мари-Бель, Кастильон, кузнец на пенсии, и наша скромница Ева. Жосса Ле Герна вы уже знаете. Не желаете рюмочку кальвадоса?

Адамберг отказался.

— Можно вас на два слова, Декамбре?

Лизбета, не стесняясь, легонько дернула комиссара за рукав. Адамбергу была знакома эта бесцеремонность, которую ни с чем не спутаешь, это свойское обращение, словно им доводилось сиживать на одной скамье в полиции, эта развязная непринужденность проституток, привычных к постоянным облавам.

— Слушайте, комиссар, — сказала она, оглядывая его с головы до ног, — вы что, сегодня вечером маскируетесь? Это вы на ночь так нарядились?

— Нет, я всегда так хожу.

— Да вы, я смотрю, не любите себя утруждать. Ну и неряхи эти полицейские!

— По одежде не судят, Лизбета, — сказал Декамбре.

— Иногда судят, — возразила та. — Этот парень явно не любит пускать другим пыль в глаза. Разве не так, комиссар?

— Другим — это кому?

— Женщинам, — улыбнулся Дамас. — Нужно хотя бы женщин уметь поразить.

— Тоже мне, умник нашелся, — сказала Лизбета, повернувшись к Дамасу, и молодой человек покраснел до корней волос. — Очень нам нужно, чтобы вы нас поражали.

— Вот как, — нахмурился Дамас, — а что же вам нужно?

— Ничего, — сказала Лизбета, хлопнув широкой черной дланью по столу. — Скажи, Ева! Ни любви нам не надо, ни нежностей, была бы тарелка фасольки. Понял? Вот и прикинь.

Ева промолчала, а Дамас помрачнел, вертя в руках рюмку.

— Ты не права, — дрожащим голосом проговорила Мари-Бель. — От любви, понятное дело, никто не откажется. Что же нам еще остается?

— Я ж тебе уже сказала — фасолька.

— Глупости, Лизбета, — Мари-Бель скрестила на груди руки, готовая заплакать, — если у тебя есть жизненный опыт, нечего дразнить других.

— Так набирайся опыта, ягненочек, — парировала Лизбета. — Я тебе что, мешаю?

И вдруг она рассмеялась, поцеловала Дамаса в лоб и потрепала по голове Мари-Бель.

— Улыбнись, ягненок, — сказала она. — И не верь всему, что болтает толстуха Лизбета. У тетки Лизбеты дурной характер. Она любит задираться, как солдафон. Правильно делаешь, что не поддаешься. Так и надо. Только смотри не переборщи с опытом, это я тебе как знающий человек говорю.

Адамберг отвел Декамбре в сторонку.

— Извините, — сказал Декамбре, — но мне нужно дослушать их разговор. Ведь завтра утром они придут ко мне за советом, понимаете? Я должен быть в курсе.

— Он влюблен? — спросил Адамберг с вялым интересом, как человек, купивший недорогой лотерейный билет и не слишком рассчитывающий на выигрыш.

— Вы про Дамаса?

— Да. Он влюблен в певицу?

— Он ею очарован. Что вы хотели мне сказать, комиссар?

— Случилось то, чего вы боялись, Декамбре, — сказал Адамберг, понижая голос. — На улице Жан-Жака Руссо обнаружен черный обнаженный труп. Его нашли сегодня утром.

— Черный?

— Его задушили, раздели и вымазали углем.

Декамбре стиснул челюсти.

— Я так знал, — пробормотал он.

— Да.

— Его дверь была не тронута?

— Да.

— Вы охраняете остальных?

— Их двадцать восемь человек.

— Извините. Я не сомневаюсь, что вы умеете делать свою работу.

— Мне нужны эти «странные» послания, Декамбре, все, что у вас есть, вместе с конвертами, если вы их сохранили.

— Идемте.

Они пересекли площадь, и Декамбре привел Адамберга в свой тесный кабинет. Чтобы усадить комиссара, ему пришлось убрать одну стопку книг.

— Вот. — Декамбре протянул ему пачку листов с конвертами. — С отпечатками, как вы догадываетесь, ничего не выйдет. Сначала с ними Ле Герн возился, а потом я. Мои отпечатки вам ни к чему, у вас есть все десять пальчиков в базе данных.

— Мне понадобятся отпечатки Ле Герна.

— Они у вас тоже есть. Ле Герн, насколько я знаю, побывал за решеткой четырнадцать лет назад за крупную драку в Гильвинеке. Как видите, с нами удобно, никаких хлопот, мы уже у вас в компьютере, и просить не надо.

— Похоже, на этой площади все побывали за решеткой, Декамбре.

— Есть такие места, где веет особенный дух. Я прочту вам воскресное «странное» послание. Оно было только одно: Сегодня вечером, возвращаясь домой к ужину, я узнал, что в городе чума. Многоточие. Уединился в конторе, чтобы закончить письма и привести в порядок бумаги и наличность на случай, если Господь вздумает призвать меня к себе. Да свершится воля Его!

— Это продолжение «Дневника» англичанина, — догадался Адамберг.

— Вы правы.

— Сеписа.

— Пеписа.

— А вчерашняя записка?

— Вчера ничего не было.

— Так-так, — протянул Адамберг. — Он сбавил обороты.

— Не думаю. Вот что пришло сегодня утром: Бич сей всегда наготове и к услугам Божьим, Он насылает и отводит его, когда захочет. Из этих строчек можно скорее заключить, что сдаваться он не собирается. Обратите внимание на «всегда наготове» и «когда захочет». Он трубит победу и насмехается.

— Представляет себя сверхчеловеком, — проговорил Адамберг.

— Это признак инфантильности.

— Это нам ничего не дает. — Адамберг покачал головой. — Он не дурак. С тех пор как вся полиция на ногах, он больше не будет указывать место. У него должны быть развязаны руки. Он назвал «квартал Руссо», чтобы установить связь между преступлением и объявленной им чумой. Возможно, в дальнейшем он не станет давать наводки. Держите меня в курсе, Декамбре, сообщайте о каждом послании.

И Адамберг ушел, унося в руках пачку писем.