Фред Варгас - Уйди скорей и не спеши обратно

— Кто вам рассказал про буквы?

— Марк Вандузлер.

— Я навел о нем справки, как вы просили.

— Его тоже оставьте в покое. Он вне подозрений.

— Вы знали, что его дядя — бывший полицейский и что его выгнали перед самой пенсией?

— Да. Когда-то мы с ним вместе осьминога ели.

— Надо же. А вы знали, что Марк знаком с полицией?

— Какой-нибудь криминал?

— Да, но он помогал расследованию. Парень далеко не дурак.

— Я это заметил.

— Я звоню насчет четверых специалистов по чуме. Все чисты как стеклышко. У каждого семья и железное алиби.

— Не повезло.

— Да уж. Больше нам не за кого зацепиться.

— И я перестал что-либо понимать. Я ничего не чувствую, старина.

Данглар мог позлорадствовать, что Адамбергу изменила его интуиция. Однако ему, напротив, стало жаль комиссара и очень захотелось его подбодрить, потому что он сам хорошо знал, каково это — отчаяться.

— Бросьте, — твердо сказал он, — вы наверняка что-то чувствуете. Хоть что-нибудь.

— Только одно, — помолчав, медленно произнес Адамберг. — То же, что и раньше.

— И что именно?

Адамберг окинул взглядом площадь. Там потихоньку собирался народ, люди выходили из бара, все ждали вечернего сеанса. Под высоким платаном заключались пари о погибших и спасшихся в кораблекрушении.

— Я знаю, что он здесь, — сказал комиссар.

— Где здесь?

— Здесь, на площади.

У Адамберга не было телевизора, и он привык, если ему было нужно, заходить в ирландский паб в ста метрах от своего дома, там гремела музыка и витали пары пива «Гиннес», а официантка по имени Энид, которая давно его знала, разрешала ему смотреть маленький телевизор под стойкой. Без пяти восемь он открыл дверь с надписью «Черные воды Дублина» и прошел за стойку. Слова «черные воды» как нельзя лучше выражали то, что он чувствовал с самого утра. Пока Энид готовила для него картошку с салом — где ирландцы брали такой громадный картофель, над этим стоит подумать на досуге, когда голова не будет забита сеятелем чумы, — Адамберг, приглушив звук, слушал новости. Как он и опасался, все грозило кончиться катастрофой.

Диктор сообщил о тревожных обстоятельствах смерти троих человек, погибших в Париже в ночь с понедельника на вторник и со среды на четверг. Жертвы проживали в домах, где появились нарисованные четверки, о которых говорилось позавчера в официальном обращении префектуры полиции в телевизионном выпуске новостей. Значение этих цифр, которое полиция не пожелала раскрыть, стало теперь известно благодаря письму самого художника, присланному в агентство «Франс Пресс». К анонимному посланию отнеслись крайне осторожно, и пока ничто не подтверждает его подлинность. Однако в нем автор утверждает, что трое мужчин умерли от чумы, и заявляет, что он уже давно предупреждал о ее приходе жителей столицы через публичные объявления, которые читают на перекрестке Эдгар-Кине — Деламбр. Подобное заявление заставляет думать, что мы имеем дело с сумасшедшим. Если на теле убитых и были признаки «черной смерти», префектура полиции утверждает, что они стали жертвами серийного убийцы и смерть наступила от удушения. Адамберг услышал свою фамилию.

Потом показали двери с нарисованными четверками, последовали подробные пояснения, опрос жителей домов, показали площадь Эдгар-Кине. После чего на экране собственной персоной возник окружной комиссар Брезийон, сидевший у себя в кабинете на набережной Орфевр, и со всей серьезностью сообщил, что люди, которым угрожает маньяк, находятся под строгой охраной полиции, что слух о чуме — выдумка человека, которого сейчас разыскивают, а черные пятна на теле убитых сделаны древесным углем. Вместо того чтобы на этом успокоиться, выпуск завершился документальным экскурсом в историю чумы во Франции с кучей картинок и зловещими комментариями.

Адамберг удрученно сел за столик и, не глядя в тарелку, принялся за гигантскую картошку.

В «Викинге» прибавили звук телевизора, а Бертен задержал горячее и не ударил в гонг. Жосс был в центре общего внимания и, как мог, отбивался от сыпавшихся на него вопросов. Ему на выручку пришел Декамбре, хранивший удивительное хладнокровие, и Дамас, который хоть и не знал, на что мог сгодиться, но все же чувствовал, что страсти накаляются, и не покидал Жосса ни на минуту. Мари-Бель расплакалась, чем не на шутку перепугала Дамаса.

— У нас чума? — воскликнула она, слушая новости, и ее возглас выразил общую тревогу, которую никто не решился столь же простодушно высказать вслух.

— Ты что, не слыхала? — прогремел голос Лизбеты. — Они умерли не от чумы, эти трое, их задушили. Не слышала разве? Слушать надо, Мари-Бель!

— Откуда мы знаем, может, полиция нам лапшу на уши вешает? — высказался мужчина из бара. — Думаешь, Лизбета, если начнется чума, они так нам любезно все и сообщат? Держи карман шире! Много они тебе рассказали про коров да про кукурузу?

— А пока суть да дело, мы жрем ихнюю кукурузу как миленькие, — отозвался другой.

— Я лично ее уже не ем, — заявила какая-то женщина.

— Да ты никогда ее и не ела, — возразил ее муж, — ты ее не любишь.

— А все их идиотские эксперименты, — снова раздался голос из бара, — небось опять дурака сваляли да выпустили болезнь на свободу. А зеленые водоросли? Знаешь, откуда они взялись?

— Ага, — ответил кто-то. — А теперь не знают, как от них избавиться. Как с кукурузой и коровами.

— Нет, ты представляешь, уже трое умерли! И как они собираются это остановить? Наверняка сами не знают, я тебе точно говорю.

— Да уж, — отозвался парень из глубины бара.

— Господи ты боже мой! — стараясь всех перекричать, крикнула Лизбета. — Этих мужиков задушили!

— Потому что на их дверях не было четверок, — продолжал один из собеседников, задрав указательный палец. — Они не были защищены. По телику же объяснили, не слышали, что ли? Нам что, приснилось, что ли?

— Так если все правда, значит, никто ничего не выпускал, это тот тип ее насылает.

— Говорю вам, они упустили бациллу, — уверенно заявил мужчина, — а тот тип старается защитить людей и предупредить их. Он делает что может.

— А почему же он тогда некоторых пропускает? И почему раскрасил так мало домов?

— Слушай, он же тебе не Господь Бог. У него что, десять рук? Сам иди и рисуй свои четверки, если в штаны наложил.

— Господи ты боже мой! — снова возопила Лизбета.

— А что случилось? — робко осведомился Дамас, но никто не обратил на него внимания.

— Довольно, Лизбета, — сказал Декамбре и взял ее за руку. — Они совсем с ума посходили. Будем надеяться, что за ночь они успокоятся. Пора подавать ужин, зови жильцов.

Пока Лизбета собирала свое стадо, Декамбре удалился из бара, чтобы позвонить Адамбергу.