Елена Сенде - Покушение

Сириль сделала несколько шагов назад в попытке заглянуть в окно и заметила листок бумаги, просунутый под дверью. Она наклонилась, подняла его, развернула и прочла: «Пожалуйста, уходите, мне нечего вам сказать».

Сириль перечитала эту фразу несколько раз и посмотрела на дом. Санук Аром наблюдал за ней из окна второго этажа.

Она отшатнулась.

«Этот человек болен!»

Сириль прислонилась к пахнувшей гнилью стене, а затем, словно зомби, спустилась по ступенькам крыльца. У нее кружилась голова, подгибались ноги. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Как она могла рассчитывать на этого больного человека!

Сириль облокотилась об алтарь, чтобы не упасть. Опустив голову, она глубоко дышала, кровь стучала у нее в висках. Постепенно дурнота прошла. Подняв голову, она увидела прямо перед собой палочки ладана, горевшие перед фотографиями покойных обитателей дома Арома. Здесь было около десятка снимков разных размеров. Портреты китайских мужчин и женщин. Их души охраняли обитателей дома.

Сириль скептически хмыкнула, и вдруг ей захотелось оказаться как можно дальше от этого дома-призрака. Шум рынка привлекал ее, словно водоворот жизни, после того как она увидела смерть.

На улице было людно, и она нырнула в эту живую человеческую массу. В ушах у нее звенело, в глазах чувствовалась резь. Работая локтями, расталкивая людей, Сириль добралась до переулков. Пройдя мимо магазина пряностей и серебряной посуды, она наконец-то оказалась на главной улице. Вытянув перед собой руки, она продвигалась вперед, и тайцы, толкаясь, уступали ей дорогу. Показался клочок неба, а значит, туннель окончился. Огромная жила Чайнатауна пульсировала. Повсюду виднелись вывески в китайском стиле, улицы были заполнены тележками с дымящимися блюдами — настало время обеда.

Сириль поспешила покинуть этот район.

Он все-таки потерял ее из виду. Она как будто испарилась! Жюльен остановился в растерянности. В этом городе, где не хватало воздуха, где было так тяжело дышать, он чувствовал себя все хуже и хуже. Бангкок напоминал ему Ханой, но только более бесчеловечный. Внутренний голос говорил, что ему нужно добраться до Сириль Блейк и заставить ее говорить. Взбешенный, Жюльен остановился на пересечении улиц. Что-то хрипело у него в груди, в голове вертелись противоречивые мысли. Неприятно пахло свининой. Вполне естественно, ведь он находился перед ларьком, где продавали странные вещи: подвешенных на крючках выпотрошенных животных, какие-то клейкие массы в горшках и банках. Будто зачарованный, смотрел он на распятых животных. Здесь было все, даже живые куры, закрытые в ивовых клетках, из которых торчали лишь взъерошенные перья. Он подошел ближе и остановился, поглаживая лезвие перочинного ножа, лежавшего в кармане. Взгляд одной из куриц казался стеклянным и безжизненным, но она еще шевелилась. Он купил ее за несколько десятков бат.

Он остановился в пустынном переулке среди гор мусора. Смерть ее была быстрой. Одной рукой он держал птицу под мышкой, второй сделал разрез на уровне глаз. Потом он отправил курицу в мусорный бак и, испытывая огромное облегчение и спрятав окровавленные руки в карманы, бросился бежать. Гнев вытекал из него, как кровь из раны. Он чувствовал себя лучше.

Покинув крытый рынок, Сириль заметила, что обгорела на солнце, нещадно палившем над китайским кварталом. Все вокруг было раскалено, каждое движение давалось с трудом. Ее платье прилипло к телу. По спине, груди и даже ногам сбегали капли пота. Она злилась так, что, казалось, ярость буквально кипела у нее внутри. На этот раз она с ним поквитается!

Сириль достала из сумки мобильный телефон. Бенуа взял трубку сразу же.

— Это Сириль, — резко сказала она.

— Неужели! Я так волновался. Где ты? Что делаешь?

Его голос звучал слишком категорично. Несколько недель назад ее это задело бы, сейчас же — нисколько. Она как будто разговаривала с незнакомцем. Словно что-то сломалось…

— Когда ты возвращаешься? — спросил Бенуа.

Этот вопрос подействовал на Сириль, словно зажженная спичка на кусок нейлона. Она вспыхнула от злости. Прохожие смотрели на нее. Когда она вернется?

«Это единственное, что тебя интересует, да?»

— Что ты сказал Арому? Почему он отказывается помочь мне? — закричала она.

Прижав телефон к правому уху, она зажала левое рукой. Бенуа и не собирался ничего отрицать.

— Он шарлатан! А я не хочу, чтобы шарлатан вмешивался в твои дела. Я предупредил, что помешаю опубликовать его последние материалы в журнале «Неврология», если он согласится встретиться с тобой!

Сириль застонала.

— Ты осмелился сделать это?

— Ты вынудила меня! — отрезал ее муж.

Голос Сириль дрожал от гнева.

— Но ведь ты сам толкнул меня на это. Если бы ты перестал мне врать, я, возможно, смогла бы тебе доверять!

— Что ты такое говоришь? — возмутился Бенуа.

— Дело 4РП14! Тебе это ни о чем не говорит, а?

В трубке — лишь тишина.

— Что?

— Ты прекрасно меня слышал.

— Сириль, я считаю своим долгом сообщить тебе, что ты бредишь. Ты говоришь совершенно несуразные вещи. Я волнуюсь за тебя. Мне бы хотелось, чтобы ты вернулась в Париж. Я боюсь, как бы ты не наделала глупостей.

Сириль остановилась на перекрестке — горел красный свет светофора. Она шмыгала носом. Загорелся зеленый. Можно переходить.

— То есть ты считаешь, что я не в состоянии определить, что для меня хорошо, а что нет, так?

— Послушай, дорогая. Если ты увидишь, как кто-то пытается утопиться, что ты будешь делать: бросишь спасательный круг или предоставишь ему самому решать, что для него лучше, а? Особенно после твоего приступа, тогда, ночью…

Сириль зажмурилась от ярости.

— Какая подлость…

В ее глазах, скрытых солнцезащитными очками, заблестели слезы. С самого начала ее неприятностей Бенуа ни разу не произнес справедливых слов. Он только унижал ее и относился к ней, как к больной. С нее достаточно!

— Послушай, Бенуа, я вернусь, но не сейчас. Мне еще нужно решить здесь некоторые вопросы. А когда я вернусь, то буду делать то, что захочу! Я пойду на консультацию к тому, к кому сама захочу. И если я решу лечь в больницу, то это будет по моей воле. Ты больше не правишь балом. Кончено. И еще кое-что: однажды я все-таки узнаю правду.

— Что кончено? — неожиданно взволнованным голосом спросил ее муж.

— Наш способ совместной жизни, при котором ты являешься учителем, а я — твоей ученицей. Вот это кончено. А дальше будет видно.

— Что будет видно?

— Будет видно, и точка.

И она отключилась.

Сириль глотала слезы, сердце щемило у нее в груди. Она чувствовала себя ужасно одинокой, как будто стояла на краю пропасти. Ее брак разваливался. Кроме того, что Бенуа лгал ей, он еще и был эгоцентричным и бесчувственным, заботящимся лишь о собственном благополучии. Пока жена поднималась вверх, строила карьеру, все было хорошо. Но как только она оступилась, он отказался понимать ее и лишь навязывал свои решения.