Елена Сенде - Покушение

— Да.

— Так… Теперь ты можешь работать в реальном времени.

— Тебе будет больно?

— Нет. Магнитное поле, созданное током, проникнет в мою голову на два сантиметра, производя при этом местный электрический ток. Я почувствую всего лишь тепло. Ты должен будешь направить ток к «отключенным» нейронам. Таким образом ты снова восстановишь закрытые пути сообщения или откроешь новые. По крайней мере, я на это надеюсь…

Сириль следила за движениями Жюльена. Она знала все наизусть, поскольку сама не раз проделывала эту процедуру. Жюльен расположил перед глазами Сириль первую фотографию и снова посмотрел на нее.

— Сириль, я волнуюсь.

— Все будет хорошо. Теперь я должна молчать, иначе активируются не те зоны. Делай то, что следует.

Сириль посмотрела на изображение упаковки мезератрола. Она была напугана и растеряна. И не переставала повторять себе, что совершает огромную глупость. Потом она перестала думать. Жюльен нажал на кнопку.

Тишину, царившую в 21-й палате, нарушают регулярные сигналы аппаратов. Я аккуратно поворачиваю дверную ручку. Я боюсь разбудить Жюльена. Но моя предосторожность напрасна. Он в коме. Я еще не видела его после третьей инъекции мезератрола, сделанной вчера утром. Я вхожу в палату. Жалюзи наполовину подняты. Дневной свет освещает пол, но не его тело. Белая вспышка. Он лежит на спине с голым торсом и закрытыми глазами. В горле торчат трубки, ведущие к аппарату, который помогает ему дышать. В обеих руках — иголки капельниц. Я подхожу к нему. Снова белая вспышка. Мочевой катетер ведет к резервуару, накрытому зеленой крышкой. Я стою рядом с ним. Я обдумываю случившуюся катастрофу. Еще вчера он был в порядке, говорил больше, чем обычно. Я смотрю на показания приборов. Состояние стабильное. Ночью случился отек мозга. Вероятность того, что все пройдет без последствий, очень мала. Меня охватывает страх. Я виновата перед ним. Мне стыдно. Мне плохо. Поначалу я была против этого исследования. Я сказала об этом Бенуа. А затем я изменила свое мнение. Из-за Жюльена. Я предложила, чтобы он участвовал в клиническом тестировании. Я принесла его медицинское дело на собрание. Я думала, что он — идеальная кандидатура. Я хотела, чтобы он навсегда позабыл свои беды. Я показала ему протокол. Я расхваливала его преимущества. Я сделала это все. Маньен говорил, что все пройдет успешно. Я стою рядом с ним как идиотка, протягиваю руку, глажу его по щеке. Я пытаюсь сдержать слезы. Обычно плачут жертвы. Белая вспышка. Я же — тиран…

Сириль резко открыла глаза, вернувшись в настоящее. Диоды ослепляли ее. Вокруг нее был белый пластик, голубой свет… Где она? Она попыталась повернуться, но ничего не вышло: ее голову сжимало кольцо.

— Все в порядке? — спросил голос, показавшийся ей необыкновенно громким.

Сириль прикрыла глаза. Где она?

— Это моя ошибка…

— Что происходит, Сириль?

Это был Жюльен. Его голос звучал неуверенно.

— Продолжай… пожалуйста, — ответила она слабым голосом.

Перед ней появилась фотография Жюльена. Глаза Сириль широко открылись. Она потерялась во времени.

Впервые Жюльен улыбнулся. Он сидит в кресле напротив меня. Это наш пятый сеанс терапии. Прогресс налицо. Но он отказывается говорить о смерти своей матери. Я заставила его улыбнуться, рассказав о том, какой необщительной и замкнутой девочкой была в детстве. Он мне не поверил. Он смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что между нами установились какие-то другие отношения… Я чувствую запах его туалетной воды и думаю о том, что этот запах — наиболее приятный из всех, которые мне доводилось ощущать. Этой ночью я вспоминала его и плакала. Хорошо, что Бенуа не проснулся. Как бы я ему все объяснила? Я знаю, что все зашло слишком далеко, что я должна отказаться от продолжения. Я знаю, что должна попросить другого врача продолжить сеансы терапии с Жюльеном, но он согласен работать только со мной, и у меня не хватает смелости отказаться от него. Я мало говорю во время наших встреч. Это словно музыка. Словно танго. Нужно знать, когда замолчать, а когда ускориться, когда двигаться вперед, а когда отходить назад; нужно уметь разговаривать разными голосами и в разных тонах, варьируя скорость речи, чтобы сберечь гармонию диалога. Жюльен — далеко не легкий пациент. Но это и является наиболее притягательным в нем. Я просто хочу взять его за руку и никогда больше не отпускать.

Жюльен останавливает стимуляцию, и Сириль моргает в растерянности. Она потерялась между двумя периодами времени. Ей было двадцать восемь лет, она училась в интернатуре. Что она делает в этом приборе?..

— Что ты видела? — снова спросил Жюльен.

— То, что хотела забыть…

— Сириль, я… У меня чешутся руки… Пожалуйста! Снова происходит то же самое.

— Продолжай…

— Я не могу.

— Продолжай!

Жюльен, следуя указаниям на виртуальном изображении, переместил зонд стимулирования в другую область головного мозга и достал третью фотографию, на которой была запечатлена Лорина Дома.

Глаза Сириль пристально всматривались в незнакомую ей женщину. Она бредила. Жюльен стоял позади нее. Тело Сириль выгнулось, голова откинулась назад. Словно душа покинула ее тело…

Наконец Жюльен заговорил. Он произносит: «Мне было двенадцать лет». Я слышу слабый голос, едва срывающийся с его уст. Это наш десятый сеанс терапии. Я чувствую, что момент напряженный и деликатный. Я боюсь даже дышать.

Не знаю, откуда у меня это ощущение, но мне кажется, что это именно «тот» момент. Момент, когда мой пациент, после интенсивного труда, осмеливается наконец расслабиться и произнести слова, которые так долго хранил в себе. Я знаю, что эти слова, будучи произнесенными, снова воскресят в памяти преследующие его кошмары. Это важный момент терапии. А возможно, и всей его жизни…

Он говорит голосом ребенка и начинает свой рассказ:

«Мы собирались ужинать, мама и я, в столовой. И вдруг я почувствовал запах газа. Я сказал маме: „Как-то странно пахнет“. Она, принюхавшись, ответила мне: „Я ничего не чувствую. — А затем добавила: — Да, ты прав“. У нас дома не было газа. Но в других квартирах он был. Она заволновалась, встала, открыла дверь. Мы жили на седьмом, последнем, этаже. Постояв на лестничной площадке, она заметила: „Запах идет снизу“. Она повернулась ко мне — я был в пижаме — и сказала: „Оставайся здесь, ангелок“. Я вышел вслед за ней на лестничную площадку и сверху наблюдал, как она спускается по ступенькам, застеленным красным ковром. Не знаю, почему, но мне было страшно из-за того, что она покинула нашу квартиру. Я знал, что газ может взорваться. Я боялся услышать звук взрыва. Но она казалась настолько уверенной в себе, что я ничего не сделал, просто смотрел, как она спустилась на шестой этаж».