М. Роуз - Меморист

— «Героическую» симфонию Бетховена.

— Значит, в третьей части у вас будет соло?

Себастьян кивнул.

— Мой отец очень любит эту симфонию, он будет в восторге.

— Он уже знает о том, что вы здесь?

Меер собиралась было сказать, что ей хотелось бы увидеть шкатулку без толпы вокруг, но промолчала, побоявшись, что Себастьян ее не поймет. Потом она испугалась, что он, наоборот, поймет ее слишком хорошо, а эта мысль вселила в нее еще большую тревогу. Вдруг она услышала, как ее окликают по имени.

— Меер, дорогая моя, извини!

Отец сгреб ее в объятия. Она ощутила щекой знакомое прикосновение кашемирового свитера, почувствовала неизменный запах одеколона с ароматом вербены. Прижимаясь к отцу, Меер подумала: он утешает ее или ищет утешения сам?

Повернувшись к Себастьяну, отец сердечно пожал ему руку.

— Какое же это было утешение — сознавать, что вы позаботились о моей дочери. Огромное вам спасибо!

— Ну что вы. Примите мои сочувствия в связи со смертью вашего друга и вашей домработницы.

— Две совершенно бессмысленные смерти. — Джереми покачал головой. — Похороны Рут сегодня днем. Карла кремируют. — Взглянув на часы, он нахмурился. — Уже кремировали. Обоих нет в живых, и ради чего все это?

Джереми умолк, не обращая внимания на царящую вокруг какофонию. У Меер мелькнула мысль, что он мысленно читает молитву. Как и ее мать, она всегда поражалась, когда ей на мгновение открывалась вся глубина религиозности отца. Это никак не стыковалось с образом бесстрашного искателя приключений, отправлявшегося в далекие страны, проникавшего через подземный ход за «железный занавес», когда тот еще существовал, бывавшего под пулями и разыскивающего пропавшие сокровища. Однако сегодня отец выглядел самым обыкновенным человеком, даже слабым. Человеком, которому нужно почерпнуть силы в вере.

— Я хочу быть на похоронах Рут вместе с тобой, — сказала Меер.

Джереми печально улыбнулся.

— Спасибо, моя милая, но в этом нет необходимости.

— У нас сегодня вечером репетиция, а то и я бы…

Джереми не дал ему договорить.

— Не надо ничего объяснять, Себастьян. Вы и так уже сделали более чем достаточно. — Выпрямившись, он расправил плечи, словно стряхивая с себя меланхолию, и Меер снова увидела перед собой того сильного человека, которого помнила. — А теперь, — повернулся Джереми к дочери, — готова ли ты увидеть свою шкатулку?

Проводя дочь через толпу, Джереми объяснил, что предстоящий аукцион считался второстепенным, однако после находки письма Бетховена и ограбления средства массовой информации раздули его в сенсацию.

— Я распорядился усилить меры безопасности и перенес сами торги в более просторное помещение. Аукцион должен состояться послезавтра. Надо было бы и предварительный просмотр устроить в другом месте.

Обнаружив, что перед витриной собралась небольшая группа, Джереми быстро расчистил свободное место для Меер и Себастьяна, пропуская их к самому столу.

Выставленная за стеклом сверкающая деревянная шкатулка была открыта, и внутри были видны покрытые бархатом отделения с наборами для различных игр и колодами карт. Зеркало также позволяло рассмотреть резную крышку. Меер сосредоточила взгляд на том, что увидела в зеркале: на серебряном овале с затейливыми узорами, цветами, птицами и инициалом «В».

Да, она видела все это в кабинете Малахая на фотографии из каталога, но тогда это была плоская копия, а не трехмерное воплощение ее фантазий. Меер пристально смотрела на настоящую шкатулку, надеясь вспомнить, когда она ее уже видела. Не в какой-то прошлой жизни, как утверждали ее отец и Малахай, а в некий предыдущий момент своей собственной жизни.

Однако у нее в памяти ничего не всплывало. Девушка лишь обратила внимание на то, что игральные карты похожи на колоду из коллекции Малахая. В детстве она, придя на прием, сразу же просила карты и играла с ними на протяжении всего сеанса. Она даже придумала какую-то особую игру. Но какую?

Достав кольцо, увешенное ключами, Джереми отпер одним из них витрину.

— Давай отнесем шкатулку в индивидуальную просмотровую комнату, чтобы ты могла полюбоваться ей в одиночестве.

Когда отец достал шкатулку, Меер шагнула к нему и, словно в трансе, взяла колоду карт и начала их перебирать. Не обращая внимания на окружающих, она сосредоточилась на твердых прямоугольных кусках картона в руках, считая карты червовой масти, убеждаясь, что все они на месте и ни одна карта не повторяется. Это была та самая игра, в которую она забавлялась с картами Малахая.

— Меер, подожди, сейчас мы пройдем в отдельную комнату, — попытался остановить ее отец.

Вдруг завороженное мгновение разорвал громкий, настойчивый звонок.

— Was ist das? [19] Что это такое? (нем.) — спросила Меер отца, напуганная шумом, даже не сознавая, что говорит на незнакомом языке.

— Пожарная сигнализация, — перекрывая шум, прокричал Джереми. — Вероятно, какой-то сбой. Такое бывает…

Внезапно быстро повалил дым: клубящиеся облака, поднимавшиеся вверх, расходились в стороны, тянулись к Меер. Ко всем троим. Сигнализация продолжала пронзительно звенеть. Джереми закашлял. Меер почувствовала резь в глазах. Затем и она закашляла. Совершенно неожиданно на глаза навернулись слезы, хлынувшие по щекам. Люди кричали, сигнализация звенела без умолка. В наступившем хаосе кто-то пробежал мимо Меер, оттолкнув ее. Не удержав равновесие, молодая женщина вытянула перед собой руки, пытаясь найти, за что ухватиться, но точки опоры не оказалось, и она упала, ударившись плечом об угол витрины. Острая боль разлилась по всему ее телу, и в сочетании с едким густым дымом это заставило Меер поперхнуться.

Понимая, что ей может достаться, она сейчас больше не думала об этом… нужно спасти шкатулку… нужно встать, найти ее и спасти от огня. Пошарив вслепую, Меер нащупала край стола и схватилась за него, ожидая почувствовать обжигающий жар, однако он оказался холодным. Как такое может быть, если здесь бушует пожар?

Только тут до Меер дошло, что никакого жара нет, как нет и запаха горелого. У нее не было времени, чтобы пытаться в этом разобраться. Сейчас главным было спасти шкатулку, поскольку Меер была уверена, что в ней хранится ключ к разгадке того, где находится «флейта памяти», а она ей нужна, чтобы спасти своего супруга. Где-то далеко Каспар, больной и одинокий, надеется на нее. Сунув руки в витрину, она попробовала нащупать ларец. Справа. Затем слева. Стеклянный ящик не такой уж и большой. Но в нем ничего не было.

Ветер и дождь шумели так сильно, но она слышала, как ей кричит какой-то мужчина, просит ее остановиться. Однако она не могла. Ее лошадь откликнулась на поводья и пустилась галопом. Лес здесь очень густой, и мужчине будет нелегко ее преследовать. Он блестящий наездник, но у нее было одно преимущество: несмотря на грозу, она знала этот лес, а он не знал. Но тут прогремел раскатистый выстрел.