Стивен Джонс - Запах страха. Коллекция ужаса

Вино никто не взял.

— Ты покровитель Люсии Сандос, верно? — спросил командир.

Такого Побрекито не ожидал.

— Э-э-э… Нет. Она просто приходит сюда иногда.

Командир заглянул в тонкий блокнотик. Замусоленные станицы были почти сплошь исписаны.

— Ты ведь Побрекито, уличный торговец, адреса нет, из colonia ?

— Да.

— Значит, ты покровитель Люсии Сандос. Так указано в моем блокноте, и, следовательно, так оно и есть. — Улыбка снова появилась на его лице. — Ее вызывают. — Все трое озирались по сторонам, как будто она могла свалиться с неба. Побрекито понимал, что для них это обычная процедура.

— Она не моя, — сказал он, глядя на свои ноги. Только не Люсия. — И потом, — добавил он, — она menoríta. С ней нельзя как с женщиной. — Поможет ли это?

Его мучители расхохотались, а потом один из тех, что с мачете, сказал:

— Откуда ты знаешь, если не имел ее?

Командир подался к нему.

— Она чистая, парень. В наши дни этого достаточно.

А потом они начали бить его. Плоскими сторонами мачете и носками грубых ботинок. Побрекито лишился большей части левого уха, когда лезвие мачете соскользнуло, а одну из ладоней порезали до кости, но они остановились, не сломав ему ребер или других больших костей.

— Найдешь ее, — сказал командир. Побрекито едва слышал его от боли и крови, попавшей в ухо. Командир вырвал несколько страниц из его книг, расстегнул брюки и помочился на бумагу. Забрав бутылку, он добавил на прощание: — Сегодня же.

Побрекито не стал тратить время на слезы. Он с трудом поднялся на ноги, понимая, что нужно перевязать ухо и руку. Слишком много болезней могут проникнуть в тело через открытые раны и язвы: черная гниль, зеленая гниль, красная короста, — и он боялся их всех.

Побрекито едва держался на ногах, в глазах у него было темно, в голове гудело, и из-за страшной боли в руках и ногах ему с трудом удалось вскарабкаться на дерево. Добравшись до своей ветки, он увидел, что кто-то покопался в его запасах сокровищ и еды. Guardia , собаки — все равно. Дупло в стволе разворочено то ли топором, то ли мачете, и все, что не забрали, разбили, порвали или раздавили. Теперь все его богатства — мусор.

— Я никогда не стану американцем, — прошептал Побрекито.

Он положил на искалеченное ухо разрезанную ладонь и прижал, чтобы замедлить кровотечение и уберечь раны от насекомых. Несмотря на боль, он прислонился этой стороной тела к стволу и растянулся на ветке, чтобы отдаться звенящей темноте.

— Проснись, дурак! — Это голос Люсии. Она била его по щекам.

Странно, вся кожа Побрекито чесалась, горела и царапалась.

Еще несколько пощечин.

Он открыл рот, чтобы ответить, и в него залетела муха.

Он был весь покрыт мухами.

— А! — закричал Побрекито.

— Их нужно согнать, пока не покусали, — сказала она немного более спокойным голосом.

Побрекито поднялся и побежал по ветке, нависающей над водой.

— Не в реку… — закричала она ему вдогонку, но было поздно. Старая ветка сужалась, она прогнила изнутри, ноги у него были слабые, в глазах стоял туман. Раздался треск, и в облаке щепок, мух и крови Побрекито, пролетев пять или шесть метров, упал в медленную коричневую воду. Удар выбил из легких воздух.

Оказавшись в теплой, как кровь, реке, он проснулся окончательно. Он был под водой, открытые глаза видели мутную воду зеленовато-коричневого цвета, не пропускающую свет. Вода липкая, странная, цепляется за него, пытается затянуть еще глубже. Побрекито бил ногами, пытаясь всплыть, но оставался на месте.

По крайней мере, мух больше нет.

У него возникло желание открыть рот, чтобы почувствовать что-то, кроме жжения в пустых легких.

Что-то оцарапало ноги. Что-то длинное, медленное и сильное. Побрекито выбросил руку и нащупал палку. Потянул за нее, но она не поддавалась, поэтому он сам придвинулся к ней.

В следующий миг он, задыхаясь, весь в грязи, выбрался по корню дерева на берег реки. Воздух наполнил легкие, благословенный воздух. Вода за ним бурлила — это длинное, медленное и сильное нечто оплетало его. На середине реки захлебывались лаем собаки.

Люсия, всхлипывая, спустилась по стволу дерева.

— Дурак! Идиот!

Она помогла ему выбраться из воды, пока его ноги еще были свободны. Он лежал на берегу, задыхаясь и плача, но чувствуя блаженство оттого, что избавился от мух. Думать о том, что речная вода могла сделать с его ранами, ему не хотелось.

— Они… они приходили… они приходили за тобой… — выдохнул он.

— Да кому я нужна! — сердито ответила она.

— Они сказали, что ты чистая. Что этого им сейчас достаточно.

Помолчав, она сказала:

— Старые женщины говорят, огненная моча убивает богатых в городе. Священники узнали от Бога, что, если лечь в постель с чистой женщиной, огненная моча передается женщине, а мужчина излечивается.

— Откуда ты знаешь? Ведь никто оттуда не возвращается?

— Есть люди, которые ходят в город и из города. Слуги, фермеры. Они разное рассказывают. И кладбище растет, уже почти на весь холм разлезлось. Богатые умирают. — Она какое-то время смотрела на него молча. — Девушек из colonia они просто бросают в старые колодцы, засыпают там известью и гравием и читают молитву, если есть настроение.

— Ааах… — Он заплакал. Из глаз потекли горячие слезы, чего не было, когда его били. Такого вообще не случалось на его памяти. — А теперь они хотят тебя.

— Такой способ еще никому не помог, но они все равно продолжают этим заниматься. Священники говорят: это из-за того, что им не хватает веры. Там, в городе, они думают, что могут сделать мир таким, каким им хочется. — Она посмотрела на него пару секунд, прежде чем продолжить: — И, наверное, им все время хочется новых девушек.

Побрекито подумал о своих американских картинках. Видимо, многие мужчины хотят постоянно менять девушек. Что, если он, продавая эти картинки, сеял зло? Но ведь он не продавал их в городе и даже не продавал их людям из города. По крайней мере напрямую. Хотя он часто думал о том, что некоторые из его покупателей могли этим заниматься.

Если бы он мог переиначить мир так, как хотелось ему, он убрал бы из него жару, насекомых и болезни. Он всех сделал бы американцами, такими, как на картинках: голыми счастливыми бледнокожими блондинами с большими домами и столами, ломящимися от еды и питья. Он не захотел бы, чтобы продолжали убивать девушек. Даже если бы так велел Бог.

— Я хочу показать тебе что-то, — сказал он.

— Потом покажешь. По-моему, сейчас к нам собаки побегут.

— Днем?

— Ты привлек их внимание, дружок.

На самолете собаки и правда собрались на полузатопленном крыле. Некоторые спихивали в реку палки и камни, чтобы увидеть большого хищника, который на миг прикоснулся к Побрекито под водой. Другие рычали сквозь острые зубы, сверкая глазами. Из некоторых разбитых овальных окон поднимались клубы дыма. Большие красные и синие буквы, выцветшие и потертые, как флаг на хвосте, темнели на закругленной верхней части самолета.