Андрей Измайлов - Трюкач

– Как угодно, – согласился Слой, пожимая плечами. – Я-то думал, вы стремитесь поскорее ВНИКНУТЬ…

– Попозже… Я вникну.

И гадкий мальчик заполз обратно в кресло, ухмыляясь: понимаем-понима-а-аем.

– Тогда вникайте. Что я могу еще сказать! – развел руками Слой. – Только времени совсем не остается. Учтите Витя…

Вот он уже и Витя. Ладно, что пока не Витек.

– Кстати, Евгений Павлович, – очередной раз встрял крошка Цахес. – Господин Ломакин, помните, перед поездкой на… курорт говорил, что в целях экономии командирует в Баку лишь тех, кто незаменим на натурных съемках. Помните? Он всю труппу здесь оставил, а Позднякову почему-то взял с собой.

– Это какую Позднякову? – напоказ запамятовал Слой.

– Такую… – и господин Ровинский телодвижением изобразил какую. Ха-арошая блядь получилась бы из господина Ровинского, валютная! Мальчики нынче в моде…

– А-а, эта… – напоказ вспомнил Слой и вроде бы снисходительно замял: – В конце концов, Виктору Алескеровичу, виднее, кто ему больше нужен. На съемках. Да, Витя? Как она, между прочим? Справилась? Ну, Катя? Или ее – не Катя?

– Катя… Справилась… – подтвердил Ломакин, скручивая кишки в узел. Интонируя: я, – про кино, а вы?

И они тоже – про кино! А про что же, еще! Само собой, про кино. И только. Но физиономии паскудные, эдакие… понимающие… солидарные: мол, если бардак неизбежен, его надо упорядочить – командировку оформить, в гостинице поселить, роль подыскать, знаем-зна-аем вас, деятелей искусства!

А он, Ломакин, на эту роль мнил Антонину, да-а-а…

Потому до последнего кадра так и не решил: ОНА подельница террористов, или ОНА – соратник ЕМУ.

Если ОНА – вместе с террористами, то вполне объяснимо ЕE поведение в автобусе: ОН дал ей понять, что разгадал игру двух бандитов, что сообразил – бандитов не двое, что пока есть смысл прикинуться немощным, а затем проявить себя во всей красе. Могла ОНА позволить выпустить этакого умника из автобуса вместе с толпой заложников? Да ни-ни! ОН же первым делом сообщит «альфистам» о своих наблюдениях, а выводы спецназ сам сделает. Потому: пожалте в МИ-8, там, на высоте разберемся. Ибо в автобусе при куче посторонних никак не прокричишь подельникам: «Он притворяется! Глуши заразу!». Тогда бы ОНА себя засветила. У нее внешность неординарна, и маркировочной шапочки нету. На НЕЕ бы пальцем указал каждый из толпы бывших заложников: куда подевались террористы, не знаем, но она была за них, а не за нас, хватайте!

Для НЕЕ проще изобразить сочувствие и даже нечто большее к герою (который, правда, пока никакого героизма не проявил, но готов, момент выжидает). Для НЕЕ куда проще поперечить бандиту – чем ОНА рискует, если является членом шайки! И потом… по окончании спектакля ЕИ обеспечен режим наибольшего благоприятствования: «Эти мерзавцы ничего с вами не сделали? Не… не обидели? Товарищ генерал, вы себе не представляете! Она себя вела как… как мужчина! Смелая такая! Я даже перепугался за нее – вдруг ее ударят? Или выстрелят!… И я тоже, я тоже подумал, товарищ генерал, когда она за мужчину вступилась. Могли ведь убить!». А где, кстати, тот, за кого вступилась бесстрашная особа? Такой, в бороде. Он вам муж? Н-нет. Ну все равно крепитесь – мерзавцы сбросили его на землю из вертолета. Насмерть. Ах, да! Вы же там были на борту, – вы в курсе.

Настолько в курсе, что сама и могла пихнуть кулачком героя, – решившего, что момент настал – пора грудью защитить несчастных жертв террора, прикрыв их собственной спиной. В спину и пихнула: полетай, голубок!

Если же ОНА никакого отношения к террористом не имеет, то непонятно, кто пихнул? Больше и некому. Астеник-психотерапевт далековато был, астеника надо держать на дистанции, астеник первый кандидат в подозреваемые, в подельники бандитов. Пижон в крапчато-белом пиджаке вроде бы опекал беременную горянку – боковым зрением видать. А строго за спиной – именно ОНА, дама.

И не зацепись ОН за бортовое колесо, тайну сию похоронили бы вместе с НИМ. НО – мы еще поборемся!

Когда Антонина отказалась от роли наотрез и на горизонте замаячила Катя, Ломакин додумался до перевертыша в сценарии. Уж очень не грела его история про доблестного, каскадера, победившего всех и вся да еще и обретшего даму сердца, – в традициях фабрики грез. К тому же Катя всячески демонстрировала свою причастность к Ломакину – и по роли и по жизни. Да, Позднякова – дама сердца. А что?

Ничто! Ведь договорились заранее: никаких поползновений! Катя, отстань! Катя, это мой номер! А твой – через три двери. Ступай отдохни, завтра – съемка! Я сказал: ступай! Ладно. Хорошо. Пусть. Побудь. Но не приставай. Да, я помню, помню. Да, не забыл. Но ты помнишь: мы договаривались заранее… Тебя что, палками выгонять? Нет… не в том смысле. Отстань. Нет, не краснею. Иди к себе. Ладно, Побудь. Нет, ты абсолютно не изменилась за эти годы. Я абсолютно искренне… А вот этого не надо. Не надо, сказал… Ну? И что теперь?!

Слаб человек, слаб.

Стерва есть стерва.

Почему бы и нет? Впервой? Или невкусно?

Отнюдь, отнюдь…

Но чтобы еще и по фильму делать из Поздняковой даму с претензией на рафинированность – биг фиг, как сказали бы англоязычные. Будешь ты, Позднякова перевертышем, предашь в последнюю секунду. Стерва? Вот и стервозничай.

Другое дело – Антонина. Согласись она на роль – и Голливуд устоял бы, как пример для подражания. Счастливый конец – условие номер один. И – поцелуй в диафрагму. А с предателем целоваться – несколько иное кино, библейское. Так что обезопасил себя Ломакин от финального челомкания с Катей. Была бы Антонина – другое дело.

Антонина никак не могла быть предателем. Почему, собственно? И по фильму, и по жизни. Все-таки она – главный бухгалтер «Ауры плюс». Не с ее ли помощью Ломакина В. А., погрузили в… джоппу? И если не с ее помощью, то всяко с ее молчаливого согласия-бездействия. Почему не могла?!

Потому. Потому что! Стерва есть стерва. Антонина есть Антонина! Идеализировать женщину – Ломакин давным-давно вышел из этого возраста. Антонина – человек со своим подвальчиком. Просто если Антонина – в солоненковской шайке, Ломакину не выбраться.

Ч-черт! Накликал. Высосал из пальца «Час червей», а тот материализовался в несколько иной ипостаси, но материализовался – по жизни, не по фильму. Это тебе не кино, Ломакин. Кто блефует, кто – нет. Кто друг, кто враг. Ощутил? А не ошибся? А, если перевертыш? А если перевертыш пока сам не подозревает о том, что он того самого… перевернется?

Блуждай в потемках, Ломакин, помечай крестиками нужные двери нужных людей. Должен быть выход, не может не быть выхода. Пусть единственного – но выхода, Тьфу-тьфу: уход в иной мир – не выход.

Слой – великий и ужасный? Слой способен напустить домушников на квартирку, и те заодно угрохают троицу свидетелей кавказской национальности? Слой способен купить киллера для протыкания гея шилом в, метро? Слой способен нанять кулакастых молодчиков для зубодробительных предупреждений еврея-книжника? Слой способен перекрыть границу с ближним зарубежьем для вразумления упрямо-самостоятельного коллеги-коммерсанта? Слой способен превратить профи-трюкача в болванчика с полумиллиардным долгом? Оно так.