Джон Гришем - Пора убивать

Чуть раньше в кабинете судьи Джейк попытался договориться с прокурором, но Бакли был непреклонен. Нет, сэр, жюри должно выслушать эксперта и узнать, как и отчего погибли жертвы.

– Давайте признаем, что смерть явилась результатом множественных ран, нанесенных пулями, выпущенными из винтовки «М-16», – предложил четкую формулировку Джейк.

– Нет, сэр. Я должен воспользоваться своим правом доказать это, – упрямо заявил Бакли.

Вот это он и доказывал сейчас, объятый своим «стремлением к избыточному уничтожению». На протяжении трех часов эксперт рассуждал о том, сколько пуль попало в Кобба, а сколько – в Уилларда, и какой вред причинила каждая пуля тому или иному органу, и каково было совокупное воздействие выстрелов на весь организм в целом. Взяв в руку яркий пластмассовый стержень, представлявший пулю, патологоанатом медленно продвигал ее по изображенным на картах тканям человеческого организма. Четырнадцать карт для Кобба, одиннадцать – для Уилларда. Бакли задавал вопросы, делал замечания, требовал уточнений.

– Ваша честь, защита полностью согласна с заключением о причине смерти, – каждые полчаса Джейк с отчаянием взывал к Нузу.

– Обвинение требует заслушать эксперта, – стоял на своем прокурор, и патологоанатом продолжал двигать пластиковую пулю дальше.

Джейк опускался в кресло, качал головой и смотрел на присяжных – на тех из них, кто еще не заснул.

Врач закончил показания к полудню, и утомленный, потерявший всякую способность соображать Нуз наградил присутствовавших за терпение двухчасовым перерывом на обед.

В каждом небольшом южном городке можно встретить ребенка, помешанного на желании как можно быстрее разбогатеть. Он был как раз из таких. В пять лет он уже торговал на улице лимонадом, требуя двадцать пять центов за стопятидесятиграммовый стаканчик воды, подкрашенной сиропом. Он прекрасно знал, какая это на самом деле гадость, но он также знал и то, что взрослые восхищаются его предприимчивостью. Он был первым мальчишкой со своей улицы, приобретшим в рассрочку газонокосилку и стучавшимся в феврале в соседские двери, предлагая подготовить газон к лету. Первым из ребят он купил себе и велосипед, на котором развозил утреннюю и дневную почту. В августе он продавал пожилым леди поздравительные открытки к Рождеству. В ноябре он разносил по домам пирожки с фруктовой начинкой. По воскресеньям, в то время, пока его сверстники смотрели мультфильмы, он стоял на импровизированном рынке у здания суда и торговал жареными каштанами и кукурузой. В двенадцать лет он открыл счет в банке. У него был собственный банкир. Когда ему исполнилось пятнадцать, он заплатил наличными за новенький пикап – в тот самый день ему как раз выдали водительские права. К грузовичку он вскоре купил и прицеп и наполнил его всевозможным садовым инвентарем. Во время футбольных матчей он продавал спортивные майки. Он был ловким пронырой. Он готовился стать миллионером.

В Клэнтоне его знали под именем Хинки Майрик, шестнадцати лет. Он нервно расхаживал по вестибюлю, дожидаясь, когда Нуз объявит перерыв, и, как только полицейские раскрыли двери зала, он тут же рванул внутрь. Из опасения лишиться драгоценного места почти никто из публики не решился пойти пообедать. Только очень немногие, встав в полный рост и предупредив окружающих, что данное место занято на целый день, позволяли себе выйти. Большинство же предпочитали лично охранять собственные кресла и стоически переносили муки голода.

Хинки никак не мог пройти мимо такой возможности. Он давно уже научился распознавать, что в данную минуту человеку нужно. Поэтому в четверг, точно так же, как и за день до этого, по центральному проходу зала заседаний он покатил магазинную тележку с широким выбором сандвичей и даже горячими вторыми блюдами в пластиковых коробочках. Расхваливая свой товар, он направо и налево передавал пакеты и коробки, толкая тележку от передних рядов к задним. Хинки был безжалостным охотником за скальпами: кусок белого хлеба с двумя салатными листьями шел за пару долларов, хотя реальная его цена всего восемьдесят центов. Кусок цыпленка и несколько фасолин в пластиковой коробочке Хинки продавал за три доллара, получая с каждой проданной порции прибыль в размере доллара семидесяти пяти центов. Жестянка с прохладительным напитком – полтора доллара. Однако люди с радостью платили эти сумасшедшие деньги: ведь они сохраняли за собой свои места. Не дойдя и до четвертого ряда, Хинки уже распродал весь товар и теперь принимал заказы у тех, кто не успел перекусить. Сейчас героем момента был только он.

С нацарапанными на клочке бумаги заказами Хинки стремглав вылетел из здания, пересек лужайку, промчавшись через лагерь сторонников Карла Ли, и ворвался к Клоду. Не теряя ни секунды, он метнулся в кухню, сунул повару банкноту в двадцать долларов и бумажку с названиями блюд. Стоя рядом. Хинки нервно посматривал на часы. Повар двигался медленно. Пришлось дать ему вторую двадцатку.

Начавшийся процесс принес Клоду волну такого процветания, о которой он и мечтать никогда не мог. Завтрак и обед в его маленьком кафе превратились в событие для десятков голодных людей, вынужденных стоять на жаре в очереди, дожидаясь, пока освободится столик. В понедельник, после того как объявленный судьей перерыв на обед закончился, Клод обыскал весь город в надежде найти лишний складной стол и к нему комплект стульев. К ужину проходы между столиками в зале исчезли, официантки продвигались по залу как рыбки в аквариуме. Почти все посетители были чернокожими.

Единственной темой разговоров был процесс. В среду проклинали состав жюри. В четверг объектом ненависти стал прокурор.

– Я слышал, он собирается баллотироваться в губернаторы.

– Он демократ или республиканец?

– Демократ.

– Без поддержки черного населения ему не победить, во всяком случае, в нашем штате.

– Да, и похоже, что после этого суда сторонников у него не прибавится.

– Надеюсь, он одумается.

– Он больше смахивает на республиканца.

До начала процесса перерыв на ленч в Клэнтоне начинался без десяти двенадцать, когда молоденькие, загорелые, привлекательные, по-летнему одетые секретарши вставали из-за своих столов в банках, конторах, страховых компаниях и выходили на улицы. Во время этого перерыва они успевали обежать с поручениями всю площадь. Зайти на почту. Заглянуть в банк. Заскочить в магазин. Большинство из них покупали еду в китайском ресторанчике и съедали ее на скамейках в тени деревьев, окружавших здание суда. Они подолгу сплетничали, встретив подруг. В полдень зеленая лужайка привлекала к себе больше красавиц, чем конкурс «Мисс Миссисипи». Это стало неписаным правилом в городе: девушки уходили на обед первыми и могли не возвращаться в свои офисы до часу дня. Мужчины появлялись позже, в двенадцать, и восторженными взглядами следили за порхавшими тут и там юными существами.