Джон Гришем - Шантаж

Страх перед террористами неизбежно сделает свое дело.

Далее последовало сообщение, что в развалинах посольства обнаружено шестьдесят одно тело. Египетские власти высказали предположение, что взрыв был делом рук некоего Идала, известного на Ближнем Востоке террориста, который за шесть последних месяцев уже успел взорвать три посольства западных стран.

Тедди извлек из банка данных досье на Идала и выяснил, что в его распоряжении находится небольшая группа боевиков и он получает от покровителей около пяти миллионов долларов в год. Почти все деньги поступают к нему из Ливии и Саудовской Аравии. Однако в прессе постоянно муссируются слухи о том, что в армии Идала более тысячи человек, а на его счетах в западных банках спрятаны сотни миллионов долларов, на которые можно вести бесконечную войну с Америкой.

Наиболее точные сведения имели, конечно, израильтяне.

Они знали об Идале практически все: что он получает на завтрак и где предпочитает завтракать. Разумеется, они могли бы без особого труда поймать его, но почему-то не делали этого.

Тедди считал, что они имеют право на свою политическую игру. Израильтян не волновало истребление Идалом американцев или граждан других западных стран. Но за так называемую борьбу с ним они получали довольно большие деньги и могли при этом запугивать Запад постоянной угрозой со стороны исламских радикалов.

Тедди медленно дожевал бутерброд, запил его чаем и снова задремал. Лафкин позвонил ему незадолго до полудня по каирскому времени и сообщил: тела американского посла и его супруги наконец-то обнаружены. Общее количество жертв на данный момент составило восемьдесят четыре человека, и только одиннадцать из них не были американцами.

Затем на экране телевизора появилось озабоченное лицо Аарона Лэйка, выступавшего на встрече с избирателями на небольшом военном заводе в штате Джорджия. Закончив выступление, он стал энергично пожимать руки слушателям и отвечать на вопросы.

– «Шестнадцать месяцев назад, – угрюмо говорил он кому-то из журналистов, – преступники разбомбили два наших посольства и убили тридцать человек. Что мы сделали, чтобы остановить эти массовые преступления? Ровным счетом ничего! Они действуют свободно по всему миру, а у нас не хватает смелости остановить их! Если меня изберут президентом, я первым делом объявлю войну всем этим мерзавцам и заставлю их уважать международное право и права человека».

Слова Аарона Лэйка разлетелись по всей стране еще до того, как она проснулась и узнала об очередном террористическом акте против американцев. Вскоре к ним присоединился вялый хор других кандидатов, которые тоже стали угрожать террористам и проклинать бездействие правительства, но они безнадежно опоздали. Лэйк был первым, и это обеспечило ему немалые преимущества в предвыборной борьбе.

В Айове снова шел снег, причем пурга была настолько сильной, что за считанные часы замело все улицы и бульвары. Квинс в очередной раз вспомнил о заманчиво теплых южных морях и золотистых песчаных пляжах. Он быстро шагал по заснеженной Мэйн-стрит и прикрывал лицо высоким воротником пальто, словно защищаясь от холодного ветра. На самом же деле он просто пытался спрятаться от взоров любопытных прохожих, так как не хотел ни с кем разговаривать и больше всего опасался, что кто-нибудь заметит его у входа в здание местной почты.

Его опасения подтвердились, как только он открыл свой почтовый ящик и увидел среди прочих бумаг конверт, надписанный уже до боли знакомым почерком. Быстро осмотревшись и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, Квинс схватил конверт и сунул его во внутренний карман пальто.

Выбросив в мусорную корзину пачку рекламных проспектов, он уныло зашагал к дому, моля Бога, чтобы там никого не было.

Жена еще утром отправилась в местную больницу, где несколько дней занималась подготовкой к проведению благотворительного вечера в пользу детей-инвалидов. Она должна была вернуться только вечером. Стало быть, дома могла задержаться только их служанка – сварливая женщина, не упускавшая случая насолить хозяину. Квинс не мог понять, чем объясняется ее неприязнь к нему, и в конце концов остановился на том, что она недовольна своим жалованьем, которое он не повышал ей уже несколько лет.

Когда он наконец добрался до дома, метель стала еще сильнее – она будто предупреждала его об очередных неприятностях, связанных с полученным письмом. Проклиная автора послания за неслыханную наглость, себя за чрезмерную доверчивость, жену за идиотское увлечение благотворительностью, служанку за вредный характер, а всех остальных за то, что мешали ему жить так, как он считал нужным, Квинс вошел в дом и громко затопал, чтобы привлечь к себе внимание служанки, если она еще не ушла домой. Подождав несколько секунд, он с облегчением вздохнул, поднялся в спальню на втором этаже, где под матрасом давно хранился пистолет, и плотно запер за собой дверь. Быстро сбросив пальто, он вместе с перчатками швырнул его на спинку кресла и устало опустился на стоявшую у окна кровать. Немного отдышавшись, он вынул из кармана пальто конверт и долго смотрел на него.

Та же самая розовая бумага, тот же ровный почерк, тот же почтовый штамп. Письмо отправлено два дня назад из городка Джексонвилл. Тяжело вздохнув, Квинс собрался с духом, решительно вскрыл конверт и вынул оттуда сложенный вдвое лист бумаги.

«Дорогой Квинс, – прочитал он с замиранием сердца. – Огромное тебе спасибо за деньги. Только не думай, что имеешь дело с каким-то отпетым мошенником, наживающимся на чужих пороках. Все эти деньги я передал жене и детям. Они очень страдают без меня и живут практически впроголодь. Более того, жена уже несколько месяцев находится в состоянии глубочайшей депрессии и не может работать, а дети живут фактически на социальную помощь и ничем не могут помочь бедной матери».

Квинс оторвался от письма и кисло ухмыльнулся. Теперь-то на его сто тысяч баксов они будут откормлены, как поросята. Грустно вздохнув, он снова принялся за чтение.

«Кроме того, они живут сейчас в муниципальном доме и не имеют абсолютно никакого транспорта. Так что еще раз благодарю тебя за финансовую помощь и надеюсь на твою безграничную щедрость и душевную отзывчивость. Полагаю, еще пятьдесят тысяч долларов помогут им окончательно рассчитаться с долгами и внести первый взнос в специальный фонд для дальнейшего обучения детей в каком-нибудь более или менее приличном колледже.

При этом условия остаются прежними. Ты переводишь мне указанную сумму на тот же счет, а я обещаю, что больше ни за что на свете не потревожу тебя и никто в твоем тихом городке не узнает о твоих тайных пристрастиях. В противном случае мне придется обнародовать твои письма. И пожалуйста, не раздумывай слишком долго, а то у меня может возникнуть впечатление, что ты передумал и отказываешься от наших условий. Клянусь, это мое последнее письмо. Еще раз спасибо, Квинс.