Фред Варгас - Заповедное место

— Он продолжал общаться с Жерменом?

— Уверяет, что нет, но мне кажется, он говорит неправду. Возможно, этот тип приглашает Армеля к себе домой, ведь он любит, когда Армель поет для него одного. Это льстило Армелю в детстве и льстит до сих пор, даром что он уже взрослый. Армелю приятно сознавать, что отец в чем-то зависит от него, а на самом деле это он у отца в полной зависимости.

— У отца?

— Ну да, в религиозном смысле. У отца Жермена.

— Ты знаешь его настоящее имя?

— Нет. Все называли его только так.

Придя из Конторы и сняв костюм, Данглар в майке и трусах разлегся перед выключенным телевизором и непрерывно жевал пастилки от кашля, чтобы чем-то занять челюсти. В одной руке он держал телефон, в другой очки и каждые пять минут проверял, нет ли звонка. Пятнадцать ноль пять, сообщение из-за границы, с номера 00381. Он вытер платком щеки и прочел текст: «Вышел из могилы. Найти данные на отца Жермена, регента хора в Н. Д. Круа-Фобен».

Из какой могилы, черт возьми? У Данглара мгновенно вспотели ладони, перехватило горло от злости, однако мышцы расслабились: он почувствовал облегчение. И быстро набил ответ: «Почему не связались раньше?»

«Не проходил сигнал, разница во времени. Поэтому лег спать».

И правда, сигнал не мог пройти, подумал Данглар, ощутив угрызения совести. Сегодня он до половины первого просидел в подвале, пока его не выволокла оттуда Ретанкур.

«Из какой могилы?»

«Из склепа 9 Плогойовицев. Там очень холодно. Восстановил ноги».

«Ноги дядиного кузена?»

«Мои ноги. Вернусь завтра».

Обычно Адамберг не поддавался нежным чувствам. На любую привязанность он смотрел как на ловушку и старался не попадаться. Так стриж пролетает мимо открытого окна, едва задев его крылом, потому что знает: если влететь внутрь, выбраться будет очень трудно. В деревне Адамберг часто видел в домах мертвых птиц, которые не нашли пути назад, на волю. Когда дело касается любви, у человека смекалки не больше, чем у птицы, считал Адамберг. А во всем остальном птицы гораздо смекалистее людей. Как и бабочки, которые не стали влетать внутрь мельницы.

Однако пребывание в склепе, по-видимому, деморализовало его, и чувства вышли из-под контроля: при мысли об отъезде из Кисиловы у него сжималось сердце. Ведь именно здесь ему удалось запомнить новые, очень трудные в произношении слова, а для него это было немалым событием.

Даница выстирала и выгладила красивую вышитую рубашку, чтобы он мог увезти ее с собой в Париж. Сейчас все они торжественно, с улыбкой на лицах, выстроились у входа в кручему: Даница, женщина с тележкой и ее дети, завсегдатаи кафе, Вукашин и Бошко с женой — эти трое со вчерашнего дня ходили за ним по пятам — и другие, незнакомые ему жители деревни. Влад решил остаться тут на несколько дней. Сегодня его конский хвост был аккуратно расчесан и затянут в узел. Адамберг, забыв свою всегдашнюю сдержанность, обнял каждого из них, пообещал приехать еще раз и сказал, что все они стали ему друзьями. Даница была грустна, но ее грусть умерялась тем обстоятельством, что она не знала, о ком из приезжих больше жалеть — о первом, жестком и нервозном, или о втором, мягком и очаровательном. Влад в последний раз произнес «плог», и Адамберг с Вейренком зашагали к автобусу. Они собирались сесть на самолет в Белграде и во второй половине дня прибыть в Париж. Чтобы у них не возникло затруднений в аэропорту, Владислав написал на листке несколько самых нужных фраз по-сербски. Вейренк нес холщовую сумку, в которую Даница сложила еду и питье на дорогу: этого им хватило бы на два дня. Он бормотал себе под нос:

— Приветный, милый край в слезах он покидает,

Злой рок безжалостно влечет его туда,

Где нелюбимый сын спасенья ожидает.

— Меркаде говорит, что стихи у тебя часто бывают корявые, а рифмы — примитивные.

— Он прав.

— Что-то тут не клеится, Вейренк.

— Ясное дело. Размер не выдержан.

— Нет, я про собачью шерсть. У твоего племянника была собака, которая умерла за несколько дней до убийства в Гарше.

— Да, девочка, ее звали Лютик. Он ее где-то подобрал. Это у него была уже четвертая собака. Брошенные дети часто подбирают бездомных собак. А что за проблема с этой шерстью?

— В лаборатории ее сравнили с шерстью, которую Лютик оставила в квартире Армеля. Это та же самая.

— В смысле?

Автобус тронулся.

— В гостиной Воделя убийца сидел на бархатном кресле. Эпохи Людовика Тринадцатого.

— Зачем ты уточняешь, что именно эпохи Людовика Тринадцатого?

— Потому что Мордан, кем бы он ни оказался впоследствии, настаивал на этом. Убийца захотел посидеть на таком вот кресле.

— Наверно, чтобы почувствовать себя аристократом.

— Да. Подошвы сапог у него были запачканы навозом, несколько катышков остались на полу в разных частях дома.

— Сколько?

— Четыре.

— А знаешь, Армель в детстве упал с лошади и с тех пор он их терпеть не может. Он вообще не герой.

— Он бывает за городом?

— Регулярно, раз в два месяца, приезжает в деревню навестить дедушку и бабушку.

— Я не об этом, — скривившись, сказал Адамберг. — Ты же знаешь, на деревенских дорогах нередко попадается навоз. Он носит сапоги?

— Да.

— Надевает их на прогулку?

— Да.

На секунду оба замолкли, рассеянно глядя в окно.

— Ты говорил о шерсти.

— Да. Убийца оставил ее на кресле. Шерстинки легко пристают к бархату. Это значит, что шерсть была у него на брюках, а стало быть, он принес ее из дому. Если мы предполагаем, что убийца взял у Кромса платок и подбросил на место преступления, то было бы логично предположить то же самое насчет собачьей шерсти.

— Понимаю, — тусклым голосом произнес Вейренк.

— Стащить носовой платок хоть и не просто, но возможно. А как украсть собачью шерсть? Подбирать шерстинки с ковра на глазах у хозяина дома?

— Кто-то мог забраться в квартиру, пока его не было.

— Мы осмотрели его квартиру. Туда не так легко забраться: на внешней двери подъезда кодовый замок, на внутренней — домофон. Допустим, этот человек был близко знаком с Кромсом и знал код. Но ведь ему надо было открыть еще и вторую дверь, а потом дверь квартиры. Ни тот ни другой замок не были взломаны. Более того: наш друг Вейль и соседка по площадке утверждают, что к Кромсу никто не ходил. У него есть подружка?

— Была. Год назад они расстались. А о каком Вейле ты говоришь? О бывшем комиссаре?

— Да.

— При чем тут он?

— Он живет в одном доме с твоим племянником. У них были доверительные отношения. Думаю, Кромс нарочно завел дружбу с легавым, это его забавляло.

— Все не так. Вейль по моей просьбе подыскал ему жилье, когда он приехал в Париж. Я не знал, что они постоянно общались.

— Однако это так. Вейль даже к нему привязался. И заступается за него.