Кэти Сьюэлл - Западня

— Полиции.

— Полиции? Что я?..

— Доктор Абдулла скоро подойдет к вам, — быстро произнесла сестра. — Не беспокойтесь об этом сейчас. Просто считайте, что вам повезло, мистер Вудрафф.

Давид отбросил все мысли и снова провалился в глубокий сон. Он чувствовал, как кто-то проверял его пульс. Слышал, что кто-то говорил о нем, называл его имя, но он слишком устал, чтобы слушать. Несомненно, ему что-то вкололи. Беспощадная боль в голове исчезла. Ему казалось, он скользит куда-то назад, в прошлое. Он поставил подпись в какой-то книге, потом поцеловал Изабель. Странная женщина, одетая в халат в мелких цветочках, с оборками, распоряжалась на их свадьбе. Когда она вышла через тяжелую дубовую дверь, подул сильный сквозняк. Изабель повернулась к нему: «Ты уверен, что хочешь этого?» Конечно, он хотел — он ведь любит ее. Она — сама стабильность, на нее можно положиться при любых невзгодах.

Он оглядел свою одежду. Это было какое-то рванье, вроде выброшенного кем-то пальто; вывернув карманы наизнанку, он чертыхнулся. Он что-то оставил в Канаде. Он по кому-то скучал. Какая-то частица его души осталась там, с ней. Она была мягкая и красивая, и так далеко! Он никогда не сможет вернуться к ней. Он посмотрел на женщину рядом с собой. Ее звали Изабель, а у той было другое, странное имя. Давид крепко стиснул зубы, чтобы не заплакать, и повернулся на бок, натягивая тонкую простыню на лицо. Раздался стук в дверь. Стучали снова и снова. Вошла Шейла и спросила, не сделает ли он ей аборт… прямо сейчас.

Он медленно покачал головой, так, чтобы не было больно. Аборт? Здесь?

— Я неважно себя чувствую, — сказал он, пытаясь быть убедительным. — Почему бы тебе не слетать в Йеллоунайф? Ты вернешься через денек-другой. Никто не узнает.

— Ой, да ладно, столько мороки из-за такой мелочи? Кроме того, мой бойфренд не знает о беременности. Он заподозрит неладное, если я вдруг уеду. — Она подошла к нему и села на кровать. Она была не в больничной форме, а в очень короткой зеленой замшевой юбке, и хотя он старался не смотреть, все-таки заметил между ног завитки рыжих волос на лобке.

— Что ты имеешь в виду, говоря «он заподозрит неладное»? — спросил он, зная, что все это как-то касается его.

Она помолчала.

— Слушай, ребенок… — она наклонилась и накрыла его руку своей, — ребенок не от него.

— В самом деле? — Давид убрал руку и спрятал ее под одеяло.

Она выпрямилась и печально посмотрела на него.

— Ты ведь не знаком с ним, да? Скажем так, если он узнает… он сделает отбивную из каждого, кто со мной знаком. Включая тебя. Именно тебя. И ты сам знаешь почему, правда? Помнишь, что ты со мной сделал?

Давид попытался представить. Он не понимал, о чем она говорит, но точно не хотел, чтобы какой-то работяга с топором и волосатой задницей пришел с ним разбираться.

— Попроси доктора Одента, — простонал он, мечтая, чтобы она ушла. — Он делает аборты в своем трейлере и, как я слышал, любит короткие юбки. Или Хогга. Ты же знаешь, как он тебя обожает… Он сделает.

— Нет. Лосиный Ручей — маленький городок, — засмеялась она. — Я не хочу, чтобы поползли слухи. И потом, нас с тобой связывает постыдная тайна.

Лосиный Ручей? Но он же в Кардиффе! Давид зажмурился в надежде, что она испарится в воздухе. Это нечестно! Он же болен!

— Да ладно, Давид, не будь ханжой. — Она похлопала его по плечу. — Здесь, в глухих местах, такое случается сплошь и рядом. Если твою чувствительную душу так легко оскорбить, не стоило сюда соваться. Ты же работаешь не в какой-нибудь известной британской больнице!

— Именно! — слабо запротестовал он. — Это и есть известная британская больница.

Шейла засмеялась, обнажив острые, как у кошки, зубы. Ее насмешливое хихиканье разозлило Давида.

— Ты прекрасно знаешь, насколько это опасно. Ты же можешь истечь кровью! Это незаконно, неэтично…

— Да пошел ты… — прошипела она. — Ты и твоя долбаная этика…

Кто-то похлопал его по плечу, и образ Шейлы стал расплывчатым. В ушах зашумело, и Давид почувствовал, как его покрытое синяками тело поворачивается на кровати. Его сильно затошнило. Казалось, если удастся все вырвать, то полегчает.

— Вам больно, мистер Вудрафф? — доктор Абдулла легонько тряс его за плечо. — Вы так кричали и стонали во сне. Мы стали беспокоиться о вас.

Лосиный Ручей, 1992

Он уже собирался постучать, но посмотрел на часы: 8.38. Иен Брэннаган — не ранняя пташка, это совершенно ясно. Давид огляделся. Крошечный одноэтажный домик, вокруг него — веранда. Он видел такие дома на юге США. Вокруг был заброшенный садик с остатками белого частокола. Очень странно находиться здесь, за забором, совсем одному, когда вокруг ни одной живой души, которая составила бы тебе компанию.

Эта картина рассыпалась, когда перед ним, словно из-под земли, виляя хвостом, появилась желтая собака. Давид всегда любил собак, но своей у него никогда не было.

— Неважный из тебя сторож, — произнес он, а потом понял, что это — просто очень крупный щенок. Он почесал ласковую псину за ухом, а та лизнула его голое колено.

Рядом с дверью стояли два плетеных стула. На одном из них валялась звериная шкура. Давид потрогал ее, а потом наклонился и вдохнул едкий запах. Странный запах — животного и дыма. Шкура карибу. Он знал этот запах, так пахли украшенные сапоги муклуки, которые он купил у какой-то местной женщины.

Он сел на стул и стал ждать. Собака села рядом, тяжело привалившись к его бедру. Солнце уже нещадно палило, но в прохладе веранды бесстрастно пищали комары. Давид был уже весь искусан. Он всегда был лакомым кусочком для кровососущих насекомых. Одна врач-дерматолог как-то сказала ему — тогда, правда, он посчитал ее мнение непрофессиональным, — что из-за гладкой смуглой кожи он выглядит очень аппетитно. Он потер изглоданные лодыжки, но от этого стало еще хуже.

Над головой пролетел самолет, направляясь на юг. Давид внимательно наблюдал за ним. И хотя он не любил летать, его охватило острое желание оказаться на этом самолете, — но тот улетал в цивилизованные края без него, оставляя лишь белый след в небе. Листья уже начинали скручиваться по краям. Осень на севере наступает рано.

— Какого черта? — Иен Брэннаган высунулся из окна. С утра он выглядел гораздо старше. — Старик, сегодня же воскресенье. Что ты здесь делаешь?

Щенок впал в безумное возбуждение, гоняясь за собственным хвостом по всей веранде.

— Я подумал, ты захочешь прогуляться или что-нибудь в этом роде.

— Прогуляться?

— Ну да, зарядка, свежий воздух и все такое…

— Ты сошел с ума!

Голова хозяина скрылась в темном проеме окна. Но через несколько минут Иен появился, застегивая впечатляющую серебряную пряжку на ремне. Он был без рубашки. Худой, бледный, хорошо очерченный торс — и грубый выпуклый шрам от пупка по диагонали по всему туловищу.