Ким Уозенкрафт - Разыскиваются полицией

Дайане повезло меньше — ее фотография была сделана всего несколько месяцев назад. Но прическа и цвет волос многое изменили. Гейл решила, что не всякий патрульный узнает ее, если только она не повесит на себя пистолет и не примется размахивать им перед носом каждого встречного. Она выглядела довольно хиппово, но стильно.

— Ты читала?

— Нет! — фыркнула Дайана. — Увидела, что кто-то оставил на столе в вагоне-ресторане, и взяла.

Гейл развернула газету. Там оказалась фотография тюрьмы Сандаун, которая выглядела как замок мазохистов. И еще одна фотография Гейл вместе с другими заключенными, ее, как она вспомнила, сделали, когда действовала программа ликвидации безграмотности, а федералы стремились продвигать все замечательные программы реабилитации преступников, которые сами же предлагали. Это было связано с перспективой финансирования на следующий год. Гейл взглянула еще раз на старую фотографию и немного успокоилась: по тому, что напечатала газета, ни ее, ни Дайану узнать не сумеют.

— Недоумки! — воскликнула Гейл. — Кретины! Это все Джонсон. Готова спорить, он.

— Что такое? Ради Бога, объясни! — не выдержала Дайана.

— Журналист ссылается на работающий в тюрьме неназванный источник, который утверждает, будто несколько месяцев ему было очевидно, что я готовлю побег и принудила бежать тебя.

— И что из того? — улыбнулась Дайана. — Почему ты считаешь их настолько глупыми?

— А ты бы работала в тюрьме, если бы имела возможность получить другую работу? Какую угодно?

Дайана устроилась на небольшом сиденье рядом с Гейл и прочитала статью.

— Не исключено, что это даже нам на руку. Если они действительно так считают, то должны предположить, что я вскоре от тебя сбегу или мы уже расстались.

— Самое умное для нас изображать мать и дочь.

— С меня довольно собственной матери — боюсь, не справлюсь.

— Притворись.

— Слушай, давай останемся подругами, а не родственницами. Кроме того, ты не выглядишь достаточно в возрасте, чтобы сойти за мою мать.

— Тюрьма законсервировала. Чистоплотная жизнь, постоянный распорядок. Выглядишь молодой, даже если чувствуешь себя мафусаиловым деревом. Вроде того, что растет в Калифорнии. Иногда в тюрьме я ощущала себя именно так — укоренившейся и растущей там тысячи лет.

— Мама не пойдет, — решительно заявила Дайана.

— Почему?

— Это слово оставляет дурной привкус на моем языке.

— Ты говоришь о ней, точно она монстр.

— Она и была монстром. Своего рода.

— Она была больна, Дайана.

— Откуда тебе знать? Ты ее ни разу не видела.

— Зато видела много таких, как она. И могу сказать тебе вот что: ты должна простить ее и жить дальше. Конечно, мы не слишком хорошо друг друга знаем, но мне кажется, в тебе слишком много злости. Я понимаю, что значит…

— Может, понимаешь, а может, и нет.

— Понимаю, что значит носить в душе столько злости. Она съедает тебя. Тебе следует избавиться от нее.

— Научишь, как это сделать?

— Тебе придется решать самой.

— Ладно, на досуге подумаю. Что там пишут еще?

Гейл пробежала глазами статью до конца.

— Самые разыскиваемые в Америке. На этой неделе полиция охотится за нами больше, чем за кем-либо иным.

— Черт бы их побрал!

— И еще Интернет. Наши фотографии поместили в Интернете, а я даже не представляю, что это за штуковина.

— Не парься. — Дайана ходила из стороны в сторону — три шага туда, три шага сюда — и чуть не натыкалась на стены. — Просто наши лица увидит множество людей. Мы спеклись.

— Ничего подобного. Не надо так говорить. И, пожалуйста, сядь. Надо просто шевелить мозгами. Наша внешность отличается от того, что изображено на фотографиях. Документы вполне солидные. У Мэла хорошие связи. Самые лучшие.

— Что еще? — Дайана снова села с ней рядом и посмотрела на газету.

— Похоже, им не удалось заполучить комментарии родственников. Дальше говорится, будто ты объявила себя невиновной. А я больше не признаю насилия.

— Замечательно! — Дайана оперлась локтем о колено и уронила на руку голову так, чтобы Гейл не могла видеть выражения ее лица. — Что, так оно и есть?

— Да, я отказалась от насилия.

— На моем месте не отказалась бы.

— Наверное, не отказалась бы. Не знаю. — Гейл заметила, как на руку девушки упали слезинки — кап, кап… маленькие, светлые. Она погладила Дайану по спине.

— Нас так подставили, — прошептала девушка. — Я мечтаю убить тех подонков. Всей душой.

Гейл отдернула руку. Ей показалось, что от ее сокамерницы повеяло холодом. Ей приходилось жить бок о бок с убийцами. Однажды даже в одной камере. У тех, кого она знала, были нежнейшие души, словно свершенные ими злодеяния открыли в них некие глубины, куда постоянно стекала печаль, но не могла наполнить их до краев. Но в данном случае нечто иное. Предвосхищение события, негативная энергия гнева, способная довести Дайану до убийства.

Тихое, пугающее отчаяние.

Гейл опустилась на полку и смотрела на Дайану. Та распрямилась, смахнула слезы со щек, вытерла ладони об одежду и встала. Прислонилась к окну и взглянула на проносящийся пейзаж. Показались городские предместья — выгоревшие дома неярких цветов.

— Похоже, подъезжаем к Кливленду, — проговорила Дайана. — В Чикаго наши пути разойдутся. Каждая пойдет своей дорогой.

— Ты совершаешь ошибку. Тебе надо подождать. И все хорошенько обдумать.

— Нечего обдумывать. Я хочу найти их и заставить признаться судье в том, что́ они со мной сделали.

— Под дулом пистолета? Вряд ли суд примет такого рода признание. По крайней мере если судья узнает, как оно было получено.

— Все будет не так. А как, я пока не знаю.

— Тогда тебе нечего туда соваться. Во всяком случае, до тех пор, пока не созреет план.

— Отличная мысль, Гейл… то есть, я хотела сказать, Лиз. Однако план не залог безопасности. Я могу придумать самый лучший план, но из-за нелепой случайности все может пойти насмарку. Вот, например, у меня был план пойти в юридический институт, а меня увели совсем в иную сторону. Не получится никакого плана, пока я не окажусь на месте и не сведу концы с концами. Мне необходимо кое с кем пообщаться.

— Ты слышала о междугородней связи?

— Ты слышала о прослушивании телефонных разговоров?

— Ты слышала о телефонах-автоматах?

— Я еду. А тебе вовсе не обязательно. Ты не обязана меня сопровождать.

— А вдруг ты меня сдашь? Ты знаешь, как меня теперь зовут, как я теперь выгляжу. Что, если тебя арестуют и ты решишь заключить с властями сделку?

Дайана круто повернулась, ее лицо исказила злость.

— Да пошла ты!

Гейл встала.

— Успокой меня.

Дайана долго не произносила ни слова, лишь тяжело дышала. Спокойно! Никаких проблем. Она старается поступать правильно. Делать как лучше, для нее самой и для Гейл.