Василий Горлов - Код Маннергейма

Но судьба распорядилась иначе. После двухнедельного пребывания под гостеприимным кровом русской миссии мне — через военного атташе полковника Корнилова — передали приказ от «Феди». Надлежало, прервав составление отчета, отправиться — уже, слава богу, по железной дороге — в порт Владивосток, а оттуда — в Японию.

Тогда же на мой запрос об агенте британской разведке Рейли пришел весьма подробный ответ. Настоящее имя этого уроженца Одессы было Зигмунд Георгиевич Розенблюм. Сбежав юношей из родного дома, он много странствовал и добрался даже до Южной Америки. Позже он женился на британской подданной — ее богатый муж погиб при загадочных обстоятельствах. Рейли поселился в Англии и стал агентом Интеллидженс сервис. Он считался одним из самых успешных шпионов королевства и сыграл большую роль в получении Британией концессий на разработку персидских нефтяных месторождений. В поле зрения русской контрразведки он попал в Порт-Артуре, где появился в 1903 году как совладелец коммерческой фирмы «Грюнберг и Рейли». Будучи весьма обаятельным мужчиной, он сумел завязать более чем дружеские отношения с женами нескольких русских штабных офицеров и с их помощью получил возможность скопировать чертежи всех фортификационных сооружений Порт-Артура. Позже эти чертежи оказались у японцев, что позволило им взять основательно защищенную крепость — видимо, Рейли продал полученную секретную информацию.

Кстати, по сводкам жандармского управления, буквально накануне нашей войны с японцами Рейли несколько раз наведывался во Владивосток. Здесь его знали как совладельца лесоторговой компании. Двухэтажный особняк, который она занимала, выходил окнами прямо на Транссибирскую магистраль. Таким образом, пропускная способность единственной артерии, связывающей сердце империи с ее дальневосточным форпостом, высчитывалась предельно просто. Однако достаточных поводов к задержанию Рейли у контршпионского ведомства не возникло.

Но гораздо сильнее меня огорчило отсутствие известий о месте пребывания Екатерины Михайловны Фольбаум. Я узнал только, что в прошлом году генерал-лейтенант Фольбаум скончался. После его смерти дочери покинули город Верный, и куда пролег их путь — оставалось для меня мучительной загадкой…

Когда Николай в начале второго — бесконечная привычка опаздывать всегда и всюду — вошел в уютный зальчик «Роуз Паб» на Фурштатской, Андрей Богданенко, одноклассник и афганский однополчанин, его уже ждал.

Он поднялся навстречу из-за уединенного столика в углу — спиной к стене, лицом к залу.

«Профессия — вторая натура», — усмехнулся Николай.

Выглядел Дюня, как его звали в 10-м «Е» республиканской физматшколы, прекрасно. По-прежнему хорош собой: жгучий брюнет с карими глазами и правильными, тонкими чертами худощавого лица — удачное смешение украинской и татарской кровей.

Дюня сохранил стройность. Юношеская худощавость и гибкость сочетались с широкими плечами и мощными мышцами тренированного атлета. Легкая изморозь седины на висках завершала картину уверенного, знающего себе цену успешного мужчины средних лет.

Темно-серый костюм, светло-голубая сорочка и галстук (слишком консервативный, чтобы быть недорогим) — не Дюня, а просто воплощенная мечта романтических читательниц дамских романов.

Обошлись без объятий, лишь крепко стиснули в рукопожатии ладони. Дюня широко улыбнулся, демонстрируя отличные зубы:

— Сколько лет, сколько зим, БЭС!.. — Он вспомнил школьную кличку Николая. Так Полуверцева прозвал ближайший друг Серега, постоянно поражавшийся широкой Колькиной эрудиции. Отсюда и кличка: БЭС — Большой энциклопедический словарь.

— Привет, Дюня, — в тон ему ответил Николай, — значит, все же помнишь 10-й «Е»? Прекрасно выглядишь, настоящий полковник. Или?.. — поинтересовался он.

— Или. — Дюня, с плохо скрытым удовлетворением, пояснил: — Недавно получил генерала — я ведь боевой офицер, это имеет значение. А 10-й «Е» как не помнить — чудесное время.

«Ни фига себе, — подумал Николай. — Генерал-майор ФСБ — это ведь очень крупная шишка. Как это он согласился мне помочь?»

А Дюня высоким и ломким голосом, почти не изменившимся со школьной поры, продолжал интересоваться:

— Ну, как поживают дорогие одноклассники, встречаетесь небось?

«Да, голос прежний. Как в Алма-Ате двадцать пять лет назад или в Герате — в восемьдесят пятом, а вот глаза другие — эфэсбэшные, недоверчивые, холодные и оценивающие. Настоящий, мать твою, генерал».

Николай коротко рассказал о последних встречах одноклассников.

Дружный и талантливый 10-й «Е» разбросало по всему свету. Большая часть одноклассников жила в бывшем СССР, но были «наши люди» и в Израиле, и в Штатах, и в Канаде, а один умудрился даже попасть в Новую Зеландию.

Расстояния и время, конечно, сказывались, но при малейшей возможности одноклассники старались собираться. Вот как раз этим летом встречались в Москве, отмечали двадцатипятилетие выпуска в новой большой квартире преуспевающей бизнесменши Таньки Гиш.

Дюня мечтательно усмехнулся:

— Помнишь, как Танька объясняла написание своей фамилии новому учителю географии? Старичок был глуховат и никак не мог расслышать странное для советского уха сочетание букв. И тогда Танька транскрибировала: «Г и Ш» без мягкого знака». Да, Танька, Танька, — героиня первых юношеских эротических фантазий. Богиня поллюций!.. Она уже в восьмом классе была вполне оформившейся сексапилочкой. Правда, сама об этом, похоже, не подозревала… С тебя бутылка, — резко сменил он тему, — заказывай.

— Не вопрос. Только, знаешь, на работе я обычно не пью.

— Не переживай, БЭС. Хочешь, позвоню твоему начальству?..

— Обойдемся как-нибудь, — буркнул Николай и направился к стойке.

Обнаружив в карте среди умопомрачительно дорогих «Хенесси» и «Мартелей» скромного «Медного всадника», он попросил принести бутылку и нарезать несколько яблок, с сожалением подумав о том, что в магазине все это стоило бы в три раза дешевле.

Через пару минут хорошенькая официантка принесла заказ. Судя по тому, что дополнительно присутствовал нарезанный тонкими ломтиками лимон, посыпанный сверху сахаром и кофе, Николай понял, что администрация заведения хорошо осведомлена о вкусах Дюни. Тот в качестве коньячной закуски признавал лишь «николаевские» лимончики.

Предупредительная девочка, открыв бутылку, разлила коньяк.

— Ну, давай. — Дюня слегка прикоснулся краем своего бокала к Колькиному. — Со свиданьицем!.. Рад, что все же помнишь меня.

«Тебя забудешь, как же…» — подумал Николай.

Коньяк оказался неплохим. Правда, довольно жестким.