Василий Горлов - Код Маннергейма

В конце концов подошла ее очередь, и, как ни странно, «рыжая Настя» оказалась на месте. Прощебетав: «Это со мной», она затащила Анну в какой-то боковой зал и сложными переходами привела к огромной двери, украшенной позолоченной инкрустацией.

Анна постучала, потом еще раз — ощущение такое, словно колотишь по могильной плите. Тогда, решительно надавив на вычурную ручку, она потянула дверь на себя.

— Qu'est-ce que c'est на x**?.. — раздраженно произнес слегка гнусавый мужской голос.

Анна опешила. По правде говоря, ее смутила не столько неприветливая встреча, сколько очень странная лексическая конструкция.

Она робко выглянула из-за стоявшей у двери и перекрывавшей кабинет старинной китайской ширмы, расписанной красно-золотыми драконами. За огромным столом, с тумбами в виде львиных лап, в деревянном кресле с высокой готической спинкой восседал, иначе не скажешь, пожилой мужчина. На длинном, с горбинкой, носу чудом удерживалось пенсне в тонкой золотой оправе. Высокий, под горло, жилет открывал идеальный узел строгого галстука. Пиджак в чуть заметную темно-серую полоску (так и тянуло назвать его «визиткой») украшал воротник из черного бархата, а белая накрахмаленная рубашка, казалось, похрустывает при каждом движении благородной седой головы.

Картину дополняла аккуратно подстриженная бородка и черная трубка с длинным янтарным мундштуком, которым он сейчас нервно постукивал по столу, продолжая слушать своего собеседника. Телефон, кстати, оказался вполне современным — мобильным.

Всюду — на столе, стульях, подоконниках — громоздились альбомы с репродукциями и стопки книг. В дальнем углу возвышались кабинетные часы. Центром и украшением композиции служил огромный малахитовый камин.

Михаил Александрович Мардерфильд счел необходимым привстать, сделал округлый жест, приглашая ее проходить, и, завершая телефонный разговор, жестко резюмировал:

— Сударь, вынужден прервать ваши оправдания. Предупреждаю, что если до завтрашнего дня реставрационные работы не обретут наконец надлежащий характер, то, pardonnez-moi, я умываю руки, а вам предстоит rendez-vous с господином Пиотровским.

Он бросил мобильник и вопросительно взглянул на Анну, которая неуклюже топталась на пятачке перед столом:

— Добрый день, сударыня, чему обязан?..

При встречах с такими все еще изредка попадающимися в Петербурге личностями, культурная рафинированность которых просто ослепляла, она жутко смущалась, ощущая себя неумытой замарашкой.

Анна с трудом подавила волнение и нерешительно напомнила:

— Мы с вами вчера договаривались о консультации…

— Ах да-да, что-то связанное с руническим письмом?.. Итак, вы — Анна Троицкая, корреспондент телевидения, которая почему-то заинтересовалась древнескандинавским алфавитом, я прав?

Память у Мардерфильда оказалась отменной.

— А кстати, нравятся ли вам малые голландцы, в частности Андриан Ван Остаде?.. — Он кивком указал на небольшого размера картину, стоявшую на отдельном подрамнике.

Там, в свойственной этой живописной школе реалистической манере, в мрачно-коричневом колоре изображалась жанровая кухонная сценка. Толстая женщина в высоком чепце (очевидно, кухарка) с видимым удовольствием на глуповатом лице старательно ощипывала грязно-белого и, кажется, еще живого гуся, а у ее ног расположился в ожидании подачки жирный серый кот, очень походивший на хозяйку туповато-ленивым выражением морды. Все это выглядело как-то удивительно противно.

— Нет, не нравится, — честно сказала Анна, несмотря на опасение упасть в глазах собеседника-искусствоведа.

— Ну и правильно, — легко согласился Михаил Александрович, — Тем более что, как выяснилось, это вовсе не Ван Остаде, а подделка. Правда, очень старая и очень качественная.

Эта тема явно доставляла ему огромное удовольствие. Казалось, он сейчас начнет облизываться, как кухаркин кот на картине…

Мардерфильд оторвался от созерцания и, с трудом отыскав место для лежавшей на стуле кипы книг, освободил его для Анны:

— Прошу.

Устроившись за столом напротив нее, поинтересовался:

— Итак?..

Анна неловко потащила из сумки папку с документами, которая все норовила зацепиться за застежку-«молнию». Не зная, куда ее пристроить, она в конце концов разозлилась на себя за неуклюжесть и плюхнула папку на стол, нахально сдвинув роскошный письменный прибор, украшенный бронзовой статуэткой какого-то античного героя.

Достав сразу письма и дневник, она протянула их Мардерфильду. Тот, полистав тетрадь в черном коленкоровом переплете, хмыкнул, раскурил потухшую трубку и с удовольствием окутался клубами дыма.

— Так-та-а-ак… — протянул Мардерфильд, — часть дневника Карла Густава Маннергейма. Судя по всему, не известная биографам маршала. Очень интересно. Видите ли, — отвлекся он на мгновение, — дворянский шведский род Мардерфильдов состоит в дальнем родстве с графами Маннергеймами. Сложно сказать, кем именно я прихожусь великому полководцу, но тем не менее — родство есть. Так, а это, — он вновь вернулся к бумагам, — своеобразное завещание, не так ли? Простите мое любопытство — как к вам попали эти документы?

— Один из адресатов — мой дед, Хейно Раппала, в прошлом — личный пилот Маннергейма. Он, к несчастью, недавно погиб.

— Извините, что неловким вопросом причинил вам боль. Теперь все ясно. Так, а вот и тайные письмена. Угу, угу, — И он, затянувшись, на некоторое время задумался, а потом спросил: — Простите, Анна, знаете ли вы, что такое криптография?

— Ну, это наука о шифрах, так?

— В таком случае, если позволите, я угощу вас кофе, а пока он будет готовиться, немного расскажу о криптографии. Согласны?..

Анна кивнула, и Мардерфильд достал из старинной горки красного дерева какой-то изящный механизм, состоящий из стеклянных трубочек и колб в ажурных металлических футлярах.

— Сейчас, одну минуту, только проверю кое-что. — Он вынул из хитрого прибора маленькую спиртовку, зажег ее и немного подержал над пламенем каждое из писем, затем внимательно рассмотрел их. — Так я и думал, — сообщил он, очевидно, ничего не обнаружив, — Итак, рекомендую — киндер-кафе-машине. — Он вернул спиртовку на место, — Любимая, кстати, игрушка Николеньки Романова, более известного как государь-император Николай Второй. В детстве он изводил всех домашних бесконечными предложениями «откушать кофию». Завораживает, не правда ли?.. — довольный, спросил он у Анны.

Машина действительно завораживала. В большой колбе над спиртовкой крупными пузырями закипала, вода. Под действием образовавшегося пара она поступала через стеклянную трубку в меньшую колбу — перевернутую, где находились молотые кофейные зерна, постепенно заваривающиеся кипятком.