Ава МакКарти - Проникновение

— В детстве ты была с ним просто не разлей вода, — продолжала Мириам. — Только ты и он — вдвоем против всего мира. Против меня.

Гарри нахмурилась.

— Неправда.

Мириам, будто не услышав ее, сказала:

— Знаешь, он позвонил мне на той неделе. Какая-то очередная безумная авантюра. Говорил, что собирается на Багамы, что начнет новую жизнь…

У Гарри сжалось сердце. Она принялась спрессовывать салфетку в плотный комок.

— Сказал, что хочет со мной попрощаться. — Мириам нахмурилась. — Сал никогда со мной не прощался.

Гарри скомкала салфетку в кулаке. Выходит, отец снова хотел исчезнуть, бросив остальных на произвол судьбы.

— Я вот подумала… — произнесла Мириам, и ее взгляд остановился на Гарри. — Он что, опять что-то затеял? У него снова какие-то неприятности с полицией? Ты с ним встречалась. Он тебе что-нибудь говорил?

Гарри отвела глаза. Не было причин не рассказать матери обо всем, что случилось. Она имела право знать правду. Гарри окинула взглядом беспомощное тело отца, его тонкие, как у ребенка, руки и, сама не понимая почему, покачала головой.

— Он мне ничего не говорил.

Раздался деликатный стук, и дверь с тихим щелчком отворилась. Гарри сразу узнала холмики седых волос и скорбные глаза. Эшфорд.

Войдя в палату, он сразу же направился к Мириам и протянул ей руки.

— Дорогая, мне так жаль! Я пришел, как только освободился.

Мать перестала теребить свои жемчужины и позволила Эшфорду сжать ее пальцы. Подняв глаза, она посмотрела ему в лицо, и связки у нее на шее как будто расслабились.

Эшфорд повернулся к Гарри и тоже взял ее за руку, упрятав ее ладонь между своими.

— Гарри! Мне так жаль!

Мириам нахмурилась.

— Вы знакомы?

— Да, встречались. — Он склонил свою большую голову набок, крепко стиснув ладонь Гарри. Глаза его были полны сочувствия.

Гарри кивнула в ответ, но ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отстраниться. Присутствие Эшфорда воспринималось как вторжение, неприятный внешний раздражитель, мешавший ей целиком отдаться своему горю.

Эшфорд отпустил ее руку, обошел вокруг кровати и, встав у изголовья, потрогал костяшками пальцев мертвенно-бледный лоб Сальвадора.

— Мой старый друг… — почти неслышно произнес он и молча, словно беззвучно молясь, посмотрел на отца Гарри. Затем перевел взгляд на нее и спросил: — Насколько все это серьезно?

Гарри покачала головой.

— Нам не хотят говорить.

Эшфорд повернулся и обратился к ее матери:

— Мириам, ты совсем выдохлась! Сколько ты уже здесь сидишь?

Та вздохнула.

— Все говорят, чтобы я шла домой… Я в порядке.

— Что ж, в таком случае я буду настаивать на своем требовании. Я сам отвезу тебя домой.

Он снова обошел вокруг кровати, приблизился к Мириам и взял ее под локоть, вынуждая встать. К удивлению Гарри, мать не сопротивлялась. Эшфорд мягко подтолкнул ее к двери. Гарри пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы справиться с комком в горле. Все это напомнило ей о том, как Диллон вел ее вверх по склону, и ей вдруг отчаянно захотелось оказаться в его объятиях.

Подойдя к двери, Эшфорд обернулся и протянул Гарри визитную карточку.

— Если вам понадобится какая-то помощь, что угодно, просто позвоните мне, — сказал он. — Меня всегда можно найти по одному из этих номеров.

Подняв брови, Гарри поблагодарила его. Ни с того ни с сего все вдруг бросились ей помогать. Наконец дверь за Эшфордом закрылась и Гарри впервые осталась наедине с отцом.

Пройдя мимо кровати, она вновь уселась в кресло. Все ее суставы болели, назойливо напоминая о столкновении с собственной машиной.

Ее взгляд остановился на лице отца. Белые гофрированные трубки, вставленные в рот, напоминали змей. Ноздри над трубками казались узкими и вытянутыми. Рука отца лежала на постели, и Гарри переплела его пальцы со своими.

Затем она посмотрела на визитку, которую держала в другой руке. Голубой логотип, «Кляйн, Вебберли энд Колфилд», Ральф Эшфорд, главный исполнительный директор.

От изумления Гарри открыла рот. Ральф?! Она покачала головой. Господи, это ведь только имя!

Ральфи-бой.

Не Эшфорд ли был тем самым пятым банкиром?

Она вспомнила, как Эшфорд пришел к ней в офис; вспомнила, как ее преследовал серебристый «яг». Неужели Эшфорд устроил за ней слежку? Она вспомнила, как рассмеялся Роуч, когда они с Джудом пытались выудить у него пароль, пригрозив ему Эшфордом. Знал ли Феликс о соучастии Эшфорда? А может, сам Эшфорд и был Пророком?

К черту Эшфорда, к черту Пророка — кем бы тот ни был. Нужно достать деньги. Но как? Гарри не знала даже названия банка, которым пользовался отец. Ах, если бы только он мог поговорить с ней, помочь ей!

Она посмотрела на дверь. Синяя сумка по-прежнему стояла у ее ног, и Гарри поддела ее носком туфли. Затем она задумчиво наморщила лоб. Синяя отцовская сумка. Все его арбор-хиллские пожитки, упакованные перед выходом из тюрьмы. Гарри почувствовала покалывание в затылке.

В конце концов, отец и впрямь поможет ей.

Математики любят числа. Они любят их симметрию, структуру; им нравятся закономерности, скрытые за их утонченным колдовством.

Гарри знала, что ее отец был прирожденным математиком. Он мог наизусть воспроизвести все свои контракты по слиянию-поглощению, а заодно и сопровождавшие их сложные математические расчеты дисконтных операций. Кроме того, он всегда мог сказать, какова текущая вероятность получить при ближайшей сдаче стрейт-флаш.

Но даже отец, чувствовавший себя в мире чисел как рыба в воде, не рискнул бы полагаться на память, если дело касалось подробностей оффшорного банковского счета. Только не тогда, когда речь шла о двенадцати миллионах евро.

Гарри бросила взгляд на синюю сумку, лежащую перед ней на кофейном столике. Отец обязательно должен был где-то записать номер своего банковского счета. А все, что он хранил при себе последние шесть лет, было здесь, в сумке.

Гарри подтянула ее к себе. Сумка была большая, вроде спортивной, с двойной застежкой-«молнией» сверху и широкими карманами на «молниях» по торцам, пухлая и тяжелая. Ткань туго натянулась у швов.

Гарри помешкала, оглянувшись на окно гостиной. Темнота на улице превратила его в черный прямоугольник. Гарри ушла из больницы больше двух часов назад, получив заверения от медсестер, что с ней обязательно свяжутся, если в состоянии ее отца произойдут какие-то изменения.

В гостиной было непривычно тихо. Гарри всегда находила тишину успокаивающей, но теперь ее квартира казалась ей какой-то пустой. Она почувствовала искушение загрузить белье в стиральную машину — просто так, чтобы создать какой-нибудь шум.

Потом она снова принялась за сумку и расстегнула верхние «молнии». Сверху лежала одежда, которая была на ее отце в тот день, когда он вышел из Арбор-Хилла. В груди у Гарри все сжалось. Шикарный морской блейзер и белый джемпер были скатаны и уложены в сумку, вероятно, кем-то из медсестер. Гарри бережно вытащила одежду, разгладила складки и разложила ее на диване рядом с собой. Под блейзером и джемпером была еще одежда, аккуратно уложенная в плотную стопку. Гарри принялась вынимать ее из сумки, одну вещь за другой: рубашки, галстуки, туфли, брюки, еще несколько джемперов.