D.O.A. - Почтенное общество

— Выключишь тут телевизор, говоришь… как бы не так!

Парис рассматривает фотографию. Как и при первом посещении этой квартиры, его взгляд останавливается на толстой желтой утке, нарисованной в нижнем углу плаката. Вспоминается дедушка, который в детстве читал ему комиксы. Как же звали эту утку? Утка-мститель, этакий Робин Гуд с птичьего двора… Гедеон. Утка по имени Гедеон.

Гедеон…

Это имя он слышал совсем недавно. Несколько секунд уходит на то, чтобы вспомнить, что это было вчера в баре недалеко от гостиницы Нила Джон-Сейбера. «Гедеон» — так называется план Скоарнека и его банды. И надо было молчать до четверга. Почему до четверга? Что-то должно было произойти в среду? Среда сегодня. А что будет сегодня? Парис снова впивается глазами в фотографию. Плакат 68-го года. Включите зрение, выключите телевизор!

— А что по телевизору сегодня вечером?

— Да дерьмо всякое, — вздыхает Перейра. — Дебаты дорогих наших кандидатов. По «ТФ-один» и по «Франс-два». Будем слушать давно известные благоглупости. Думаю, наверное, сходим с женой в киношку. А что?

Парис молчит. Дебаты перед вторым туром. Последние. Символические. Важные. Джон-Сейбер говорил вчера о другом. Операция, напоминающая большой гиньоль. Вечер среды. То есть вечер дебатов. Выключите телевизор. Гедеон — утка-мститель.

— У нас по делу проходило что-то связанное с телевидением?

— По какому делу?

— По делу Субиза, Скоарнека и компании.

— Почему ты спрашиваешь?

— Интересуюсь.

Перейра выпрямляется и встает перед шефом:

— Не делай из меня кретина.

А за их спиной слышится голос Куланжа:

— С телевидением связано ничего не было. Разве что парень один там работает, Марсан.

Куланж — это тот человек, который всегда думает поперек.

Полицейские оборачиваются.

— Так он же там по технической части? — переспрашивает Парис.

— Да. Когда я просматривал распечатки телефонных переговоров этих ребят, нашел множество одних и тех же номеров. Среди них был и номер Пьера Марсана из бригады технического обслуживания «Франс телевизьон».

— И ты его прослушал?

— Да, так вышло…

— И что?

— Да ничего. Он мне показался довольно безобидным. И потом, он работал в вечер убийства Субиза. Просто приятель. Он даже не числится у нас в правонарушителях.

— А чем этот парень занимается на «Франс телевизьон»?

— Вкалывает в аппаратной. В службе вещания.

— Найди мне адрес.

В штаб-квартире Эжена Шнейдера наблюдается усиленная активность. Во всех кабинетах, во всех коридорах возбужденные люди переговариваются, переругиваются, расходятся, чтобы в одиночку продолжать полемику. Ярую и, очевидно, бессмысленную.

Кандидат закрылся со своими советниками по связям с общественностью и с другом-журналистом для последнего коучинга перед большими телевизионными дебатами.

Дюмениль, удалившись от всякой суеты, ведет собрание самых приближенных советников, чтобы в последний раз согласовать выписки, которыми необходимо снабдить кандидата. Все, кажется, катится по наезженной колее. Остается только подтвердить последний анализ состояния ядерных программ, над которым половину ночи в поте лица трудились три консультанта. Тон достаточно агрессивный:

— В вашей программе нет ни слова о ядерной промышленности. Не потому ли, что вы собираетесь приватизировать ядерную отрасль в пользу своих друзей? Компании Пико-Робер, например, интерес которой к ядерным разработкам после покупки «Центрифора» (2002, см. приложенную справку) вошел в поле общественно важных проблем?

Дюмениль очень осторожен. Конечно, лобовая атака может сбить Герена, он нервный холерик и легко теряет контроль над собой. Но и сам Шнейдер во время своей кампании был достаточно сдержан, говоря о ядерных программах, и, соответственно, не может оспаривать приватизацию ядерной промышленности и не заявлять при этом о себе как о защитнике государственного атома. Есть опасность потерять при этом поддержку со стороны экологических движений. Однако, в конце концов, и вопросы, и справка входят в общий пакет документов.

Остается обсудить только время, когда нужно будет затронуть эту тему, чтобы это принесло максимальный эффект. Если в самом конце, то многие зрители уже выключили телевизоры, поскольку успели составить себе мнение. Но нельзя и в начале. Лучшее время — конец второй трети встречи. Если все сложится оптимально для Шнейдера, то противник до окончания дебатов так и не сможет прийти в себя.

Шнейдер покидает свой конклав и присоединяется к группе советников: необходимо в последний раз просмотреть предлагаемые вопросы. Когда он доходит до ядерных программ, ПРГ, опасных связей, авантюрная сторона предлагаемого сюжета начинает явно его соблазнять. Он прекрасно понимает, что по складу характера, по темпераменту он больше подходит для властных и управленческих структур, чем его противник. Ему даже немного жаль, что его избирательной кампании не хватает перца, полемики, блеска. И пойти на открытую конфронтацию в решающий момент, когда другая сторона этого вовсе не ожидает, может быть весьма выгодно. Тем более что Герен выглядел очень малоубедительно в деле с европейским реактором, единственном экскурсе в ядерные дела, который он себе позволил. Короче, кандидат ведется и принимается зубрить врученную ему информацию.

Легкий, энергетически емкий обед в очень тихой комнате, двадцатиминутный отдых в темном помещении и хороший массаж на целые полчаса.

В начале шестого Парис, Перейра и Куланж выходят из машины у дома Марсана, народу на улице почти нет. Перед домом какой-то тип в синем строительном комбинезоне курит, облокотившись о машину с логотипом строительной компании. Он, как и трое полицейских, не знает кода на входных дверях. Так что приходится несколько минут подождать, пока им не откроет сухонькая старушонка, которая чуть не кричит от страха, увидев перед собой столько народу: «Это все из-за этого проклятого лифта, который все время портится!»

Тем временем строительный рабочий скрывается в кабине своего грузовика.

Полицейские уже на третьем этаже, когда над их головами раздается механическое скрежетание. Внутри клетки лифта начинают вибрировать тросы, и вскоре перед ними проплывает вверх деревянная кабина с двумя повернувшимися к ним спиной рабочими в комбинезонах.

Площадка шестого этажа. Три квартиры. Первое побуждение — проверить фамилии над звонками. Но этого можно уже не делать, поскольку правая дверь открыта. Полицейские молча переглядываются — ясно, что им туда. Впрочем, это подтверждает и прикрепленная к косяку двери табличка «Марсан П.».

Первым формулирует общую мысль Куланж: