Николь Жамэ - Дольмен

— Думаешь, мать была откровенна?

— Нет, только отчасти. Иначе визит Артюса так бы ее не напугал.

Люка вспомнил публичную стычку Керсена-младшего и Гвенаэль. Не оттого ли они так друг друга ненавидели, что их связывала общая тайна? Или это просто отлично разыгранная комедия с целью ввести всех в заблуждение? Кем они были на самом деле: противниками или сообщниками?

— Кстати, мать никогда не принимала участия в розыгрыше лотереи и, следовательно, никогда не выигрывала. Наверняка ты знал, но скрыл, чтобы меня не травмировать, — с упреком и в тоже время с благодарностью произнесла Мари.

Он не ответил.

— Риан не обладал твоей деликатностью. Правда, если бы не он, меня сейчас бы здесь не было.

Мари посмотрела на искрившееся серебром бескрайнее море, вспоминая человека, жизнь которого началась в Ирландии, а закончилась здесь, в Ландах. Риан сменил один остров на другой, но судьба все-таки его настигла. Отчего она испытывала к нему сострадание? Заговори писатель раньше, можно было бы спасти ее братьев и племянника.

Размышления Мари прервал Морино, сообщивший, что обломки катера переданы в лабораторию судебной полиции, а тело Риана все еще не найдено. Стефан протянул им номер «Телеграмм де Брест», на первой полосе которого поместили большую фотографию улыбавшегося в объектив Риана, снятого на месте, где они сейчас стояли. Заголовки гласили: «Трагическая смерть писателя Патрика Риана» и «Стал ли бывший заключенный новой жертвой убийцы в Ландах?».

— А если Риан прав? — предположила Мари. — Вдруг дочь Ивонны действительно убирала свидетелей, намереваясь завладеть остатками добычи?

— Гвен амбициозна, решительна, умна. Ясно, что амплуа заурядной фабрикантши ее не удовлетворяет. Вот почему она добивается поста мэра, и на этом ее честолюбивые замыслы не кончаются. Она любой ценой стремится заполучить то, в чем ей было отказано при рождении. — Немного выждав, Люка добавил: — Хотя право такое она имела.

— Можно подумать, Гвен была обманута.

— Как раз тот случай. — И Люка в нескольких словах пересказал Мари то, что ему удалось узнать в тюрьме. Его собеседница поверила не сразу.

— Дочь Ивонны от Артюса? Гремучая смесь! — заключила она.

— Да, вполне подходит на роль убийцы, — подтвердил Ферсен.

— Нет, Гвен никогда бы не причинила зла Никола, — возразила Мари с негодованием.

— Может, и не она лично, а кто-нибудь из близких, полностью от нее зависящий.

В ту же секунду перед глазами Мари возникла тень существа, бредущего по берегу неровной тяжелой походкой с тряпичным свертком под мышкой.

Люка угадал ее мысли и кивнул:

— Пьеррик как нельзя лучше подходит на роль карающего меча в руках «Всевышнего».

«Ничего общего с матерью», — думал Люка, уже час сражавшийся с Гвенаэль и уставший от ее едких острот. Она упорно все отрицала: бурю, золото и, разумеется, убийства. В те ночи она мирно спала дома с мужем.

К несчастью для Гвен, Филипп, которого в это время допрашивала Мари, оказался более откровенным. Они с женой, как выяснилось, имели разные спальни.

— Ивонна утверждала, что так принято у людей из «хорошего общества», — заметил он с грустью. — Теща говорила, что тесная близость между супругами обусловлена недостатком средств, а не чрезмерной любовью.

Нет, он не собирался обвинять Гвен в супружеской неверности, но два-три раза она вернулась домой в такое время… которое люди из «хорошего общества» сочли бы неподобающим.

Выяснилось, что эти «два-три раза» совпадали с ночами, когда убили Жильдаса, Ива, Шанталь и Никола.

— Я была с Лойком, — гордо заявила Гвен. — Мы любовники уже много лет, — добавила она с вызовом. И, не сводя глаз с мужа, особо подчеркнула, что они с Лойком очень дорожили этой связью.

Филипп побледнел. Ему с трудом удавалось владеть собой, и Мари его пожалела.

— Увы, Лойк уже не может ничего подтвердить, — грубо оборвал Ферсен дочь Ивонны.

— Хотите обвинить меня в его смерти? Давайте! Чего вы ждете?

— Лойк покончил жизнь самоубийством, — спокойно произнесла Мари.

Новость застигла Гвен врасплох. По ее лицу пробежала судорога, плечи поникли, глаза подернулись влагой — она превратилась в старуху. Мари теперь знала, как Гвен будет выглядеть лет через десять-пятнадцать.

Самоубийство! Гвен ощутила прилив ненависти к тому, кого она так сильно любила. Он покинул ее по доброй воле, вероломно, подло! Из ее глаз брызнули слезы бессильной ярости.

— Раньше у меня была мать, которую я уважала, брат, о котором я заботилась, и мужчина, говоривший, что он меня любит. Теперь мать в тюрьме, Пьеррик в коме, а Лойк меня предал. Вам мало? Собираетесь повесить на меня убийство двух друзей, малыша Нико, Шанталь и этого писателя, которого я едва знала? Ну, не стесняйтесь, мне уже нечего терять.

— Риан прямо тебя обвинил, Гвен.

— Увы, он тоже не может ничего подтвердить, — с возмущением повторила она довод Ферсена.

Так или почти так могла ответить Ивонна.

Мари смотрела на сидевшую перед ней женщину и недоумевала, действительно ли Гвен так переменилась, или она сама раньше была слепа. Удивительное дело: ее воспоминания о прошлом исчезали одно за другим, как пустые половинки матрешки, у которой внутри почти ничего не остается.

Ей стало грустно, но она заставила себя уйти от этой мысли. Одно Мари знала наверняка: Гвен боится, очень боится. Возможно, обвинения в убийстве, а возможно, и того, что станет следующей жертвой.

— Чем бы ни был порожден этот страх, — сказал Люка после того, как Гвен и Филипп ушли, — для нее единственный выход — как можно скорее бежать отсюда.

— Ты не знаешь Гвен! Она не откажется от всего, что создано ею и матерью. Жизнь ее тесно связана с островом, в любом другом месте она будет полным нулем, и ей это отлично известно.

— С сегодняшнего дня за ней установят круглосуточное наблюдение.

Часом позже неподалеку от замка Ле Бианов и фаянсовой фабрики незаметно припарковались два автомобиля.

Вернувшись домой, Филипп стал приставать к жене с запоздалыми упреками:

— Знаешь, что мне пришло в голову, когда ты распространялась в полиции насчет вашей любви с Лойком? Не похоже это на тебя — трясти при людях грязное белье! Если ты пустилась в откровения, значит, решила половить рыбку в мутной воде. — Он брезгливо поморщился: — Ах, прости, выражение не слишком удачно! Уверена ли ты, что те ночи проводила с Лойком?

— Не таскайся за мной как собачонка! — взорвалась его жена. — Оставь меня в покое.

— Я слишком долго давал вам волю, Гвен. Теперь с этим покончено. Мать в тюрьме — она тебе не поддержка, и я собираюсь реализовать свои права мужа и отца.

— Посмотрите на него! — расхохоталась Гвен. — Жалкий воробей изображает Рэмбо!