Джим Томпсон - Сейчас и на земле. Преступление. Побег

— Не-а. Думаю, нет. Может, и встречал кого, но не заметил.

— Дальше ты подошел к тому холму перед полем, что за четверть мили, и решил, что спускаться не стоит. И валялся там, совершенно без дела, больше трех часов. Зачем? Почему ты не вернулся домой?

Он дернулся нетерпеливо:

— Я же говорил. Я уже шесть раз говорил. Не мог я идти домой. Я ведь вроде как пошел в школу, и мне нельзя было вернуться раньше времени.

— Ну да, конечно. Разумеется. А не мог кто-нибудь тебя там видеть? Там что — ни дорог, ни жилья?

— Не знаю, видел кто меня или нет. Я сказал, что сам никого не видел.

— Понятно. Извини меня. Боб, за дырявую память. Я не хотел тебя злить, просто, если я тебя пойму неправильно, меня могут уволить.

— Да ладно, — произнес он нехотя.

— Так, теперь эта девочка, Джози. Надо думать, ты знаешь, что она уже вступала в сношения несколько раз. С тобой только один, да? Один-единственный…

— Да! Сколько можно говорить!

— Ты хотел бы, чтобы это случилось снова? Ты ее просил?

— Я и в первый-то раз не хотел! Только после того, как она стала… э-э…

— Как ты думаешь, как бы она поступила, если б ты попробовал снова? Разозлилась?

— Может быть. Откуда мне знать? Да какая разница? Я н-не хочу о ней говорить. Как бы вы себя чувствовали, если б кто-то, кого вы знали всю жизнь, кого видели каждый день и, может, еще думали, что она с приветом и вечно суется куда не просят, и вдруг… — Он отвернулся и затих. Потом сказал: — Она была к-красивая. Я… я и Джози, мы всегда нравились друг другу.

— Естественно. Конечно. Ну, Боб, а как…

Я опять заставил его все повторить. Это была копия предыдущих рассказов. А нет ли в этом чего-то странного? Если бы он говорил правду, не должны ли были версии хоть немного отличаться?

А его рассказ больше походил на выученный наизусть.

— Боб, еще несколько вопросов… Раз уж ты оказался так близко от поля, что ж ты не пошел туда? В конце концов…

— Мистер, я же вам все объясняю и объясняю! Потому что бесполезно! Я сверху все видел и ясно понял, что работы там мне не будет.

— Но, Боб, откуда ты знаешь? И ты бы ничего не потерял. Мог выпить газировки, пообщаться с ребятами и убить время.

Он нерешительно облизнул губы. Пока вопросы касались основного, того, что произошло между ним и девицей, — он говорил ясно и открыто; но эти уходы в сторону — формально менее важные, — казалось, сбивали его с толку.

— Я же вам говорил. Не хотелось мне пить. И общаться не хотелось.

— Ты заметил кровь на брюках? И подумал, кто-нибудь может спросить?

— Ну да! Вроде того.

— Но ты должен заметить пятно раньше, до того, как отправиться…

— Ну да! Я же вам говорил.

— Ну а раз ты не хотел никому попадаться на глаза, зачем же ты пошел…

— А куда мне еще идти? И я не говорил, что не хотел никому попадаться на глаза! Ну, может, и не хотел. Но если б я мог там что-то заработать, то я…

— Угу. Понятно. Ну вот — ты в четверти мили от поля. Смотришь вниз и видишь игроков и мальчиков-подносчиков мячей. Так?

— Я их видел, но не так, чтобы узнать. Я просто посмотрел, что там происходит, — и понял, что нет смысла туда идти.

— Тогда — вдруг кто-то из них тебя видел? Не узнал, но…

— Нет! Я вам говорил. Я их мог видеть, а они меня нет.

— Ты старался, чтобы тебя не увидели?

— Да!

— Но почему, Боб?

— Господи, мистер, ну я же вам говорю! Я же не собирался просто так туда идти, и когда я увидал, что игроков там раз-два и обчелся и работы не светит, так зачем же мне это все. Я же объяснял…

— Да. Понятно, — согласился я.

Я и в самом деле понял. Это было нелогично, но правдоподобно, поставь вы себя на его место. Он объяснял необъяснимое, поступки, вызванные чувством, а не разумом, и, насколько мог, в этом преуспел. Раз ребенком я насыпал соли в сахарницу и тем же вечером, за ужином, — а я был единственным, кто сыпал сахар в чай, — плевался в свою чашку. Что это, идиотизм? Конечно, если смотреть с позиций сегодняшнего дня. Но в то время мне это казалось совершенно нормальным. Я не мог бы объяснить вам, зачем я это сделал, но я не мог поступить иначе.

Разумеется, это не одно и то же. Я был другим. Этот мальчик слишком уж гнул свое. В некоторых пунктах он был слишком прямолинеен и темнил в других. В конечном счете, если он был так близко от поля и если…

— Могу я теперь идти домой, мистер? Вы говорили, что можно.

— Да, конечно. — Я кивнул фотографу и поднялся. — Я поговорю с прокурором, Боб.

Нет, дело здесь совсем в другом. Я рассуждал, исходя из того, что парень виновен. Я не беспристрастен. Я использовал его как орудие в своих происках против «Стар»; я собирался вышибить из него мозги, играя против Дадли и Скайсмита, и я искал себе оправдания. Если он виновен — все в порядке. Если невинен — дело плохо. Очень плохо. Это превращало меня в реактивный сверхзвуковик вместо низколетящей пропеллерной модели, в которую я сознательно хотел превратиться. Получалось, что я бью по живому.

Перед уходом я еще раз поговорил с прокурором. Высказался в том духе, что не сумел составить свое мнение о Тэлберте. Он, кажется, не лжет, но до конца я не уверен. Лучше не буду говорить ничего. В конце концов, он еще ребенок и, даже если и виновен, может просто не сознавать, что натворил. Возможно, он испугался и…

— Да и я, — прокурор пристально вглядывался в мое лицо, — отнюдь не удовлетворен его показаниями, Билл. Вчера я отложил решение и как раз перед вашим появлением пришел к выводу, что он должен многое объяснить. Понимаете, это мое собственное решение. Никогда я не поддавался принуждению и, разумеется, не стану делать этого и сейчас. Я не собираюсь засаживать кого-то по ложному обвинению для того лишь, чтобы устроить римские каникулы для…

— Конечно нет, — отвечал я. — Все понятно, Клинт. Все, что вы хотите, — это добиться правды.

— Именно!

— Не давите на него, ладно, Клинт? Я знаю, вы не станете такого делать, но эти ищейки — вам ведь захочется разделить ответственность и получить некое содействие при допросах…

— Билл, нет нужды об этом просить. Есть одно, чего я никогда не допускаю, — это неправильное обращение с заключенным.

— Прекрасно, — заключил я. — Ладно, я продолжу… и… и вы будете держать меня в курсе? В случае чего.

— Будьте покойны. — Он с чувством пожал мне руку. — Вы мне оказали большую услугу, а я этого не забываю.

…Учительница мисс Брендедж оказалась крепким орешком. Одна из этих «чудиков». Пихнешь такую в спину, а она скажет — вы ей делали массаж.

Да, Роберт много прогуливал, но он здесь не исключение. Да, он временами грубил, но у него же переходный возраст. Большинство мальчиков в таком возрасте неуправляемы, других она почти не видела. И ей казалось, Роберту было как-то не по себе — думала, что-то не в порядке дома, ну, там…