Эрин Харт - Земля призраков

Она сделала драматичный жест, словно не желая более говорить об этом.

— А что вы сами думаете?

Глаза Долли Пилкингтон сузились, и она вгляделась в Кормака, решая, заслуживает ли он доверия. Очевидно, осмотр прошел успешно, и она подозвала его поближе, чтобы можно было говорить тихо.

— А я скажу вам то же самое, что и полиции. Миссис Осборн была чем-то расстроена в тот день, когда исчезла. Вы бы видели, как она отводила свои глаза, бедняжка. Ох, не верится мне, что она и ребеночек все еще по земле ходят, — прошептала она. — Прости меня, Боже, за то, что говорю такое. Просто предчувствие. Но я не могу доверить все это ее мужу. Никоим образом.

— Почему?

— Потому что он стоял прямо передо мной, где вы сейчас, когда услышал новости про болото. На том же самом месте, и был совершенно потерянный. Никто не может так притворяться. — Кормак посочувствовал тому, кто попытался бы переубедить Долли Пилкингтон. — А теперь спросите меня о других, и я скажу вам кое-что, — продолжала она. — Эта его кузина, самая придира из покупателей, а парень… — она сбилась, задохнулась от волнения и перекрестилась. — Дикий просто! Каждый день на коленях Бога благодарю, что мой Оливер не такой.

Почувствовав, что сейчас прозвучит еще одна тирада, Кормак в отчаянии попытался ее остановить:

— Э-э… я вижу, миссис Пилкингтон, вы очень информированы. Я пытаюсь выяснить все, что возможно, о той девушке на болоте, и был бы рад, если бы вы мне подсказали, где найти какие-нибудь исторические сведения.

— Ну, в Вудфорде есть Центр по изучению культурного наследия.

— И что за документы могут там храниться?

— Ну, точно не могу вам сказать. Знаю лишь, что к ним американцы ездят толпами, в поисках своих «корней».

— А есть здесь кто-нибудь, особенно интересующийся местной историей и фольклором?

Миссис Пилкингтон обдумала вопрос и не без гордости ответила: — Нет ничего такого, случившегося за последние пятьдесят лет, о чем бы я не знала, видите ли.

— Боюсь, речь идет о более давнем времени. Торфяная насыпь, в которой нашли девушку, не срезалась за последнюю сотню лет, а то и больше.

— Даже так? В таком случае на вашем месте я бы поговорила с Недом Рафтери.

— Он школьный учитель?

— Ну да — то есть был учителем, пока зрение не потерял. Благослови его Боже. Только не думайте, слепота ему не помеха. Он заходил сюда на днях, купил садовые ножницы, и только представьте, зачем они ему?

Пока Кормак ездил в город, Нора отмывалась от грязи и пота дневной работы. Они лишь слегка раскопали территорию будущих земляных работ, но у нее весь день ныли мускулы. И как только по ней заструилась вода, Нора вспомнила слова полицейского: «В такой ситуации я буду рад любой подсказке».

Она оделась и решила отправиться на поиски Кормака; может быть, он уже вернулся. Коридор казался извилистым лабиринтом, его темную деревянную обшивку украшали резные узоры, похожие на те, которые она видела в комнатах внизу, но местами дерево треснуло и нуждалось в реставрации. Едва выйдя из комнаты, она заметила открытую дверь, ведущую к боковому лестничному пролету. — Здесь было темнее и куда менее величественно, чем подле резной роскошной лестницы, ведущей на первый этаж. Никакого освещения, помимо тусклого дневного света, едва пробивающегося сквозь узкие и пыльные окна на лестничной площадке, и нигде ни звука. Оглядевшись, Нора направилась наверх.

Несколько маленьких комнат наверху лестницы, вероятно, использовались как кладовые. Самая большая дверь вела в длинное, напоминающее галерею помещение. В отличие от остального дома, эта комната была полупуста и вся наполнена светом. У стены стоял десяток чистых холстов, а в центре, на простом деревянном полу — большой мольберт, задрапированный куском полотняной материи. Несколько оконченных, но не вставленных в рамы работ были прислонены к немногочисленной мебели. Нора шагнула к ближайшей картине. Центральным изображением здесь была пара разъединенных, чуть абстрактных белых крыльев. Поверхность картины напоминала текстуру старинной фрески, а фон заполнялся неясными изображениями экзотических растений и животных, покрытых вуалью золотого света. Она различила несколько алых лепестков, извилистость змеи и асимметричные пятна на смутно очерченных боках леопарда — туманное отображение некоего недосягаемого Эдема. Каждый новый холст оказывался более непонятным, нежели предыдущий, пока изображения не стали полностью абстрактными, подобными снам, скрывающимся в подсознании. На мольберте Нора обнаружила незаконченную работу, демонстрирующую технику наслоения и соскабливания, которая придавала картинам столь уникальную текстуру и глубину. Стол, стоявший подле нее, заполняли тюбики красок и банки, полные кистей. Ничего необычного для художественной студии, любопытным казалось лишь то, что большинство вещей оставалось новыми и неиспользованными. Нора пробежала пальцами по толстой щетине кисти. На окнах не было занавесок, и в конце концов она заметила, что из комнаты открывается захватывающий вид на озеро и маленький остров в сотне ярдов от берега.

На мгновение она замерла. Что-то послышалось? Звук повторился — еле слышимый, но, несомненно, детский голосок. Казалось, он исходил из лестничного пролета. Нора покинула молчаливые картины и спустилась на этаж ниже.

Она приблизилась к двери напротив ее собственной и попыталась повернуть ручку. Закрыто. Она шла по коридору, пока вновь не расслышала детский смех, на этот раз ближе.

— Нет, ты, — упрашивал голосок, сопровождаемый низкими звуками взрослого голоса. — Нет, мама, нет.

Голосок звучал в комнате, находившейся у главной лестницы. Дверь была слегка приоткрыта. Нора знала, что ей не следует поддаваться искушению, но оно было слишком велико. Она постучала в дверь. Тишина. Она толкнула дверь и медленно ее открыла. Комната с витиеватой резной мебелью, как и ее собственная, тонула во мраке. Здесь никого не было, лишь включенный телевизор в большом угловом шкафу, а на экране — та же самая женщина с ребенком, которую Нора видела на фотографии. Здесь малыш был старше, в том возрасте, когда уже начинают ходить, он сидел у матери на коленях. Она сидела спиной к камере и, подавшись вперед, пугала малыша щекоткой, а тот с восторгом отбивался. Кто же оставил телевизор включенным? Конечно, не Хью Осборн; он уехал на весь день, вести занятия в университете, а Джереми или Люси Осборн, которых Нора еще не видела. Она выключила телевизор и видеомагнитофон и вдруг поняла, что находится в спальне Хью Осборна. На мгновение ее парализовало чувство вины и любопытства, и ей пришлось преодолеть острое желание распахнуть гардероб и переворошить ящики письменного стола. Ведь она могла обнаружить нечто, что пропустила полиция. Но все же она не могла уйти просто так. Она обошла огромное, с балдахином, ложе, которое Хью Осборн, должно быть, разделял со своей женой.