Эрин Харт - Земля призраков

— Вы никогда не рассказывали мне, почему заинтересовались болотными телами, — сказал он, забирая у нее мокрую тарелку, когда они мыли и вытирали посуду после ужина.

— Я полагаю, это началось в те летние месяцы, что я проводила с бабушкой и дедушкой в Клэре. Мой дедушка делал небольшие запасы торфа, и меня всегда приводили в восторг те вещи, которые он находил в болоте. Ничего особенного, в основном деревянные колоды. Они выглядели так, словно их вырубили накануне. Однажды он показал мне очертания упавшего дерева. Дерево полностью исчезло, но оставило что-то вроде призрачного отпечатка на торфе. Потом, когда мне было около четырнадцати, я решила сделать школьную газету о болотах. Я наткнулась в библиотеке на книгу, в которой были напечатаны потрясающие черно-белые изображения Толлундского человека, — она помолчала. — Вы же знаете о Толлундском человеке, это знаменитое болотное тело из Дании?

Кормак кивнул.

— Конечно, знаю его, хотя в действительности мы никогда не встречались.

— Разве это не поразительно? Видеть его лицо, морщины и ресницы, и щетину на подбородке, так прекрасно сохранившиеся спустя две тысячи лет. Я увлеклась. И чем больше узнавала о нем, тем интереснее становилось. Почему он обнажен? Почему его горло перерезано? И зачем эта петля на шее? Я начала собирать все, что могла найти о болотах — археологию, биологию, химию. Даже когда ты понимаешь, как происходит консервация, ощущение необычности этого процесса сохраняется: ненасыщенные жировые кислоты постепенно заменяются жировыми, в которых на два атома углерода меньше. Поэтому органические составляющие тела не разрушаются обычным путем, а химически трансформируются.

Она вытащила пробку и стала наблюдать, как остатки мыльной воды исчезают в водостоке.

— Вы в порядке?

Она кивнула.

— Просто думаю.

Нора вышла из кухни, Кормак последовал за ней. Когда они достигли холла, царящую в доме тишину нарушал единственный звук — тиканье старинных часов.

— Мертвая тишина, не правда ли? — сказал Кормак.

— Слишком тихо. Я пойду спать.

Он не ответил, но последовал за ней по главной лестнице. Только когда они достигли площадки, Кормак заговорил:

— Хью дал мне бутылку очень милого виски, и я думал опрокинуть стаканчик на ночь. У вас нет желания присоединиться ко мне?

Она остановилась вполоборота к нему:

— Я не знаю, Кормак…

Ее голос был совсем тихим.

— Только половина одиннадцатого. Пойдемте и посидим немного. Может, блуждающий огонек опять покажется этой ночью.

Нора все еще колебалась, привлеченная задумчивым выражением в его глазах. Она обнаружила, что гадает: чуть заметная и почти трогательная складка его губ — orbicularis oris называется этот мускул — от игры на флейте?

— Виски? — спросила она. Он улыбнулся. — Может, еще раз прослушаем запись миссис Клири?

Несколько минут спустя Кормак зажег камин в своей комнате, а Нора устроилась в тяжелом кожаном кресле рядом с ним.

— Знаете, я думаю, может, нам стоит попытаться найти Джереми, — сказала она, когда Кормак протянул ей толстый стакан с золотистой жидкостью. Она подняла виски к своему носу и насладилась терпким запахом торфяного дыма, исходившим из стакана.

— Полагаю, он сейчас возненавидит любого, кто попытается нарушить его уединение, — заметил Кормак, устраиваясь в кресле напротив нее. — Что бы ни было, это минует. Подождем и посмотрим.

— А как вы приобрели такое понимание подростковой психологии, могу я узнать?

— Если я и знаю что-то о таком путаном парне, как Джереми, — произнес Кормак, — то потому, что когда-то я был таким же.

— А что же вас запутало?

Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, а затем, пододвинувшись к камину, уставился на мерцающий огонь.

— О, вы знаете, типичное смятение молодого человека, покинувшего дом и обнаружившего, что он отнюдь не так умен, как полагал раньше. Ну, и моя мать была очень больна. Вскоре она умерла. Тогда она была единственным родным мне человеком, и меня словно пустили по течению.

— Боже, Кормак, это ужасно. Сколько вам было лет?

— Девятнадцать. Я не знаю, что бы случилось, если бы Габриал не бросил мне спасательный трос.

— Я и не представляла, что вы с Габриалом были столь близки. Я видела фотографию на каминной полке… — Тут Нора вдруг осознала, что не рассказала Кормаку о том, что была у него в доме. — Вы, должно быть, по-настоящему тоскуете о нем.

— Да, — Кормак говорил, отвернувшись от нее, но она могла различить нотку опустошенности в его голосе. — Странно, что у Габриала не было детей — не уверен, сознательно или случайно, но он откуда-то хорошо знал, как быть отцом.

— Что же случилось с вашим отцом?

Она почувствовала охватившее его волнение и пожалела о своем вопросе.

— Может, нам лучше поговорить о чем-нибудь другом? — сказал он. Но когда он взглянул на нее, Нора поняла, что он борется с собой, опасаясь, стоит ли продолжать эту опасную тему. — Я всегда всем говорил, что он мертв.

Она не была готова к такому ответу.

— А это не так?

— Нет, — Кормак медленно подбирал слова. — Когда мне было девять, он отправился на несколько недель волонтером в Южно-Американскую миссию, руководимую его старым другом. И был вовлечен в работу по защите прав человека, которой они занимались. Затем он вернулся, и так получилось, что он вошел в состав делегации, направившейся в Чили в тот момент, когда генералы захватили власть. Шесть недель его предполагаемого отсутствия превратились в шесть месяцев, и после этого, я думаю, моя мать поняла, что он не намерен возвращаться. Нам обоим было трудно, но особенно ей, полагаю. Она никогда не могла всерьез сердиться на него, он был героем-гуманистом.

Кормак опустился на колени и, дотянувшись до кочерги, расшевелил огонь.

— Он приехал домой, когда умирала мать, но затем вернулся в Чили. Я пытался поставить себя на место всех тех людей, которые потеряли там близких. Это сложно.

— Где он сейчас?

— Он вернулся в Ирландию два года назад, в свой родной край, в Донегал. Он написал мне, когда приехал домой, но я не мог… я не видел его с похорон.

Она поняла, что он впервые рассказывает кому-то об этом.

— Кормак, я сожалею.

— Да. Хорошо. Это мой собственный выбор. — Он сменил тему. — Вы бы хотели теперь послушать эту запись?

— Ну да. — Она не хотела больше настаивать. Не сожалел ли он теперь, что все ей рассказал? — Может, мы последим, не появится ли ваш блуждающий огонек, пока слушаем, — сказала она. — Где вы были, когда увидели это — как раз там, в нише?

— Да. Но, знаете, если вы отойдете от камина, вам лучше надеть это.

Он снял небольшое покрывало с постели и накрыл им ее плечи.

— Спасибо. А вы не замерзнете?