Евгений Аллард - Долина гоблинов

Я недоверчиво взглянул на него. Почему к нам такое внимание? Вначале нас игнорировали, теперь прислали личный автомобиль. Что-то здесь не так. Я взглянул на бледное лицо Дарси и решил, что отказываться глупо. Если нас собираются убить, то лучше бы, если это сделали побыстрее. И без мучений. Водитель распахнул дверь, элегантно отделанную кожей с окантовкой из полированного красного дерева. Я помог Дарси забраться на заднее сиденье, обтянутое белоснежной кожей, плюхнулся рядом. Мотор зафырчал, тачка мягко покатилась по булыжной мостовой. Шофёр угрюмо молчал, будто не хотел ни на миг отвлекаться от дороги. Хотя, кроме этой древней колымаги на улице никого не было видно. Ни людей, ни животных, ни любых других транспортных средств. Деревенька будто вымерла. По дороге я обдумывал, как может выглядеть Хозяин этого странного царства. Высокий, тощий, как кощей бессмертный, который над златом чахнет? Здоровенный бугай? Горбатый карлик?

Посредине озера на островке возвышался двухэтажный каменный особняк с высокой, квадратной трубой. Мы проехали по ажурному, деревянному мосту, который соединялся с островом, и въехали в аллею, по краям которой раскинулся парк, больше напоминающий буйные лесные заросли. Прямо перед домом из круглой, позеленевшей чаши бил высокий фонтан. Неплохо живут у нас в глубинке. Подумал я. Шофёр остановил машину у крыльца, и как только мы вылезли, тут же уехал. Здание, очерченное резкими, прямыми линиями, из серого камня, увенчанное высокой остроконечной крышей, производило довольно мрачное впечатление. Эркер в виде конусообразной башенки, с арочным входом. Густая зелень пышным, толстым ковром покрывала стены дома. На входной двери висела массивная, бронзовая ручка в виде гривы льва. Я постучал. Через пару минут на пороге появилась высокая, худая дама с длинным, надменным лицом, в платье до пола, и старомодном чепце. Она смерила меня ледяным взором и гнусаво спросила:

— Что вам угодно, сударь?

— Мы отстали от поезда. Не могли бы вы помочь нам добраться до райцентра. Одолжить машину, — быстро проговорил я.

— Нет, — холодно отрезала особа в чепце и захлопнула перед моим носом дверь.

У меня возникло горячее желание шарахнуть по двери со всей силы ногой, чтобы выбить ее к чёртовой матери. Я взглянул на изнурённое лицо Дарси, и вздохнул. Я не знал, что делать. Впервые в жизни! Этот мир решил сжить нас со свету! Но зачем так долго мучить для этого? Я отошёл к Дарси, прижал к себе, и поцеловал в лоб. Был бы я один, просто застрелился бы на пороге этого роскошного особняка. Или, по крайней мере, разбил бы парочку окон.

— Пойдём, милая, обратно, — произнёс я, наконец.

На глазах Дарси показались слезы. И мне тоже до жути захотелось разрыдаться от беспомощного отчаянья. За моей спиной вдруг послышался скрип открываемой двери и гнусавый женский голос прокаркал:

— Входите.

К нам вышел немолодой мужчина среднего роста, одетый, будто для светского раута — в безупречно сидевшем на нем темно-сером костюме-тройке. Его лицо выглядело, как обычная человеческая физиономия, а не уродливая рожа. Это меня порадовало.

— Извините нас, — проговорил он глухим, тусклым голосом. — Мы отвыкли от цивилизованных приёмов. — Софья Леопольдовна, предоставьте нашим гостям комнату, — приказал он высокой даме, которая не хотела пускать нас в дом. — Приветствую вас. Фёдор Николаевич Мамонтов-Дальский, — представился он, удостоив нас лёгким поклоном головы.

Я пожал ему руку, удивившись, как ему удаётся произносить слова, практически не размыкая губ. Но решил, это особый шик новых русских аристократов. Я смог подробно разглядеть его, и понял, что идеально прямой, греческий нос на золотой монете, которую мне показали в баре, принадлежит хозяину этого дома. Несмотря на возраст, оставивший явный след на его лице, он действительно выглядел аристократом — ясные, умные глаза, волевой рот, выступающий подбородок с ямочкой. Особенно сильное впечатление производила его царственная осанка — горделиво развёрнутые плечи, безупречно прямая спина.

— Олег Николаевич Верстовский и моя жена Дарси, — представился я, ощущая какой-то странный дискомфорт от изучающего взгляда собеседника. Он напоминал взгляд сморчка из бара. Я никак не мог понять, что он выражает. — Мы отстали от поезда. Не могли бы вы…

— Вначале, господин Верстовский, я хотел бы предложить вам и вашей жене отдохнуть в моем доме, — невежливо перебил он меня. — Потом будем говорить о делах. Проходите в гостиную, пока слуги подготовят для вас комнату.

Внутри дом производил потрясающее впечатление. Хозяин явно был не беден. Мягко говоря. Только уникальный лепной декор на потолке стоил больше, чем я зарабатываю за год, пописывая статейки для Крокодила. Из прихожей через арочный проем, который поддерживали колонны из гладкого зеленоватого камня, виднелся холл. Он разделял столовую и гостиную — просторный зал с паркетом, который великолепно смотрелся бы во дворце, лепниной на стенах и потолке, помпезной хрустальной люстрой. Вокруг журнального столика с отполированной до зеркального блеска столешницей располагался огромный диван и кресла, обшитые полосатым серо-зелёным шёлком. Всю красоту портили уродливые каменные изваяния в углах, и странные картины в роскошных, позолоченных рамах, изображающие нечто совершенно безвкусное. Я решил, что хозяин — поклонник абстракционизма, или дальтоник. Все окна наглухо закрывали портьеры — сложные сооружения из тяжёлой атласной ткани, уложенные волнами. Освещение давали только шикарные люстры, торшеры и бра на стенах. Мы с Дарси присели на диванчик. Хозяин возник в проёме, как в роскошной раме, и произнёс сакраментальное:

— Располагайтесь и чувствуйте себя, как дома!

И удалился царственной походкой. Ненавижу эти пустые, ничего не значащие слова. «Как дома». Посредине всего этого великолепия я разденусь до трусов и буду ходить с банкой пива в руках? Интересно, как на это посмотрит хозяин? Терпеть не могу фраз, которые люди произносят совершенно не задумываясь об их истинном предназначении. Вот к примеру термин, который любят использовать мои коллеги-журналисты: «в местах не столь отдалённых», понимая под этим, что человек сидит в тюрьме. Эта фраза — эвфемизм, который означал в реальности: «господин граф изволили отбыть в сортир». Когда я слышу это с высокой трибуны, куда забираются (и порой совершенно напрасно) люди моей профессии, я умираю со смеху, когда на всю страну о неком известном гражданине сообщают, что он сидит в отхожем месте. Или прилагательное «нелицеприятный». Наш брат-журналист думает, что учиться грамоте совершенно не обязательно, как слышу, так и пишу. И считают, раз нелицеприятно так похоже на неприятно, это одно и то же. На самом деле, «нелицеприятный» означает нейтральный, беспристрастный.