Урс Маннхарт - Рысь

Рядом с косулей зоологи нашли мертвую лису В нескольких метрах от нее лежал детеныш, тоже мертвый. Эти обстоятельства лишь подтвердили, что причиной смерти стал крысиный яд. Останки второго детеныша удалось найти только через три дня.

Ханс Рёлли был подробно допрошен властями относительно произошедшего. Он знал о существовании названного яда. И без обиняков заявил, что раньше пользовался именно этим ядом у себя на дворе. Но с тех пор как он обзавелся несколькими вислоухими кроликами, яды ему не нужны.

Внутри проекта мнения по поводу Ханса Рёлли разошлись. Пауль и Марианна Хильтбруннеры требовали от властей проведения обыска в его доме. Штальдер был против, потому что все равно ничего не докажешь, даже найдя на дворе Рёлли мешок mort-aux-rats rapide. Лен не верил, что старик-альпинист был способен посыпать ядом задранную рысью косулю, и рассказал Паулю и Марианне о домашней кошке, которая всякий раз совершала вместе с Рёлли восхождение на Бальмхорн и которую он кормил.

Споры о Хансе Рёлли поулеглись, когда кантональная полиция объявила, что у нее недостаточно поводов для подозрения, чтобы провести обыск.

Поскольку каких-либо свидетелей отыскать не удалось, расследование завершилось бегло запротоколированной беседой с Хансом Рёлли и официальным «обвинением неизвестного».

После отравления Рены и ее детенышей на станции распространилось чувство подавленности. Даже Улиано Скафиди, который, как правило, не обнаруживал по отношению к рысям особых эмоций, находился под впечатлением. Он часто пеленговал Рену, а три недели назад почти полчаса наблюдал, как она играла с рысятами.

Ни власти, ни егеря никак себя не проявляли, что давало повод надеяться на тайные поиски браконьеров. Лен еще несколько раз задумывался о Хансе Рёлли, но так и остался при мнении, что старик-альпинист не травил Рену.

Штальдер воспринимал все спокойно и был рад, когда после удачно проведенного урока в Цвайзиммене, его вскоре позвали в школы Гштада и Больтигена. Приглашение в Больтиген случилось благодаря Бернадетте Цуллигер. Услышав, что зоологи выступают с докладами, она позвонила знакомому учителю в Больтиген и, судя по всему, так расхвалила Штальдера, что учитель сразу согласился дать зоологу два часа. Поэтому Штальдер теперь копался в своих слайдах, чтобы набрать к выступлению побольше снимков. За девяносто минут можно было показать фотографии задранных, наполовину и целиком съеденных серн.

По мнению Штальдера, чтобы улучшить — как он выражался — социокультурные условия обитания рысей, большего, чем эта основополагающая просветительская работа, сделать было нельзя. Для него дуболомы навсегда останутся дуболомами. Нельзя посадить под арест всех фермеров, у которых на заднем дворе лежит старый мешок с крысиным ядом или которые негодующе проклинают рысей за кружкой пива.

Геллерт придерживался иного мнения. Хотя он и радовался тому, что Штальдер так тщательно готовится к докладам в школах, но ему этого было недостаточно. Он обзвонил всю страну в поисках мест, где еще можно было достать крысиный яд. В Грюйере, Гранвилларе и Монбовоне несколько лет назад его еще продавали через Сельскохозяйственное товарищество, и следовало предполагать, что на многих дворах еще завалялось по мешку отравы. Но это не свидетельствовало о вине Рёлли или кого бы то ни было. Такие сведения напоминали кусочек пазла, который некуда вставить.

Одумавшись, Геллерт купил черных булавок и пометил ими на висевших картах места браконьерства, саботажа и отравлений. Одну булавку он воткнул в районе Гурнигеля, где в декабре 1996 года пристрелили рысь, другую — в Шохлисвальд, прямо над хижиной Ханса Рёлли, третью — на северном краю карты, чтобы пометить напраление, откуда в Берн прислали отрубленные лапы.

Штальдера эта идея Геллерта с булавками вдохновила лишь на легкое подтрунивание: он с удовольствием наблюдал за молчанием Геллерта, так и не нашедшего, что ответить на его вопрос, какую пользу принесут рысям эти булавки.

Вероятно, таким образом Геллерт лишь боролся с тем, что никак не мог противостоять браконьерству. С таким же успехом он мог бы вырезать из пятничного «Зимментальского вестника» части публиковавшегося там романа с продолжением и вклеивать их под одну обложку или нумеровать кусочки туалетной бумаги. Но он этого не делал. Он втыкал в карты черные булавки.

Совсем другая перспектива открылась перед зоологами, когда Надя Орелли сообщила, что по ее запросу «Про Натура» согласилась выписать чек на пять тысяч франков за сведения, ведущие к поимке преступника. Геллерт был вдохновлен Надей не меньше, чем самой акцией. Затея с черными булавками сразу нашла свое оправдание.

Лауэнентальскую долину затягивало грядами облаков, солнце выглядывало лишь изредка. Лен находился еще в некотором отдалении от рыси, всего несколько минут назад он оставил машину на парковке у Лауэненского озера. У него не было уверенности, что он приближается к Рае, потому что мощные скалы, окружавшие его здесь, у водопада Тунгельшус, не давали возможности полагаться на приемник.

К тому же, ему было непонятно, правильную ли сторону долины он выбрал. Это прояснится лишь на Хюэтунгеле. А до того надо подняться вверх на четыреста метров.

Чуть позже — дорога первый раз приблизилась к ревущему Тунгельшусу — Лен разглядел на горном серпантине высоко над собой какого-то человека. Тот спускался вниз, неся на плечах здоровенный рюкзак, размахивал палками и что-то кричал. Лен не понимал, что бы это значило, и попытался отыскать глазами того, к кому обращались на сем языке жестов. Но рядом никого не было. Одна только горная дорога, шумящий поблизости Тунгельшус, хвойный лес и он.

Человек приближался и не переставал кричать. Лен видел его впервые в жизни. Уши наполовину были прикрыты копной волос, наполовину — шапкой. Та была красно-сине-белых цветов и на ней — как Лен разглядел, когда мужчина подошел ближе, — красовалась давным-давно стершаяся эмблема Швейцарского кредитного общества. Лен решил подождать. Мужчина остановился в метре от него, сжимая под мышкой старый гнилой штакетник. Лен заметил торчавшие из рюкзака инструменты, заметил густые сильно кустившиеся и сросшиеся над носом брови.

— Можешь больше не искать свою рысь, я ее только что пристрелил. Лучше двигай отсюда восвояси, — произнес мужчина голосом, без труда заглушавшим шумевший горный поток.

Лен онемел, не зная, как воспринимать слова, которые, скорее всего, относились к Рае.

— Что за беспардонная наглость разводить здесь рысей, после того как мы наконец-то избавились от этих гребаных тварей в прошлом веке. Вы, безмозглые рыселюбы, даже не подозреваете, что вы тут учинили, когда в семидесятых выпустили этих паразитов на волю. А теперь вы накидываете на них ошейники и заявляете, что они у вас под контролем. Черта с два! Я буду убивать по рыси за каждую задранную овцу, это ты можешь передать своему начальнику.