Генри Слезар - Потерянная собака

— Конечно.

— Гипноз и обеспечивает род связи между врачом и его пациентом. Это приближает нас обоих к самой основе проблемы. В таком случае, как у вашей жены, в котором, на мой взгляд, страх перед собаками вызван каким-то давно забытым происшествием, гипноз поможет приподнять, если позволено так выразиться, занавес, опустившийся на сознание.

— Понимаю, — сказал Джордж.

Он искоса глянул на жену. Джулия следила глазами за движением губ доктора Фролича.

— Однако, — предупредил врач, — это не является чудодейственным средством на все случаи. Хочу подчеркнуть это. Обычно, гипноз не заменяет полностью настоящего психоанализа. Это всего лишь инструмент.

Вероятно, он заметил разочарованный вид Джулии, поскольку добавил с улыбкой:

— Относительно выздоровления миссис Смоллетт я настроен очень оптимистически и говорю это искренне. Полагаю, что, применив метод погружения в прошлое, мы сильно продвинемся вперед. Именно это я и собираюсь сегодня сделать.

— Доктор, что в точности значит погружение в прошлое?

Фролич поднялся:

— Я отведу вашу жену в ее детство. Я попрошу ее заново пережить события тех лет, и таким образом нам, возможно, удастся приподнять уголок этого занавеса…

— Прямо сейчас? — тихо спросила Джулия.

— Если вы готовы, то прямо сейчас.

Он нажал белую кнопку на краю стола. В кабинете появилась рыжая женщина уверенного и сведущего вида, она принялась задвигать плотные шторы на окнах, закрывая серое небо и мелкий дождик, липнущий к стеклам.

— Мистер Смоллетт, — обратился доктор к Джорджу, — будьте любезны подождать немного в приемной.

— Конечно.

— Я позову вас, когда ваша жена будет в состоянии транса. Думаю, вскоре кое-что для нас прояснится.

Теперь в комнате было темно, и доктор Фролич зажег свою настольную лампу странной формы. Она осветила лицо Джулии.

Рыжеволосая сказала:

— Вы можете войти, мистер Смоллетт.

Когда Джордж вошел, в кабинете царил полумрак. Фролич сидел на краешке стола, поигрывая металлической авторучкой. Джулия по-прежнему располагалась на том же стульчике: плечи опущены, руки безвольно сложены на коленях. Ее большие глаза были закрыты.

— Она уже…

— О! да, — ответил доктор. — Ваша жена очень хороший пациент. Нам понадобилось не более десяти минут. А сейчас я вас попрошу сесть в другом конце комнаты и сидеть тихо, пока я буду задавать вопросы.

Джордж занял место в противоположном углу рядом со шкафом, заполненным книгами. Врач наклонился к своей больной.

— Теперь вы можете открыть глаза, Джулия.

Она открыла их. Ее взгляд не был остановившимся, но в нем не читалось никакого интереса. Джордж с трудом сглотнул слюну.

— Знаете ли вы, Джулия, какой сегодня день?

— Да, среда.

— Нет, вы ошибаетесь, сегодня пятница, Джулия. Верно?

— Да, пятница.

— Нет, Джулия, сегодня не пятница. Теперь вы знаете, какой сегодня день?

Джулия колебалась, шевеля губами.

Врач глянул в сторону ее мужа:

— Я это делаю нарочно. Хочу сбить у нее представление о времени.

Он продолжал задавать свои вопросы до тех пор, пока она не подтвердила, что не знает ни месяца, ни года.

— Джулия, послушайте меня. Сейчас я попрошу вас вернуться в прошлое. Вы опять станете ребенком. Вы проживете заново вашу жизнь, начиная с того времени, когда вы были совсем маленькой девочкой. Вы увидите, услышите, почувствуете все то, что видели, слышали, чувствовали в вашем раннем детстве. И вы скажете мне все, что я хочу знать: что вы видите, слышите, чувствуете. Вы ответите на все мои вопросы. Итак, я начинаю…

Он слегка наклонился вперед, и едва уловимое изменение произошло с тонкими и напряженными чертами лица Джулии.

— Вам один год, Джулия. Вы годовалый младенец. Скажите мне, боитесь ли вы собак?

Джордж Смоллетт вздрогнул, когда услышал голос своей жены. Он прозвучал тонко, неразборчиво, странно и не казался принадлежащим ей. Даже доктор Фролич, похоже, был удивлен.

— Нет, — ответил странный голос. — Нет, я не боюсь собак…

— Теперь вам два года, — продолжил доктор. — Вам два года, Джулия. Боитесь ли вы собак?

— Нет, — снова ответил голос, и лицо Джулии сделалось жеманным и кривляющимся. — Нет, я не боюсь «гав-гав». Я не боюсь…

— Вам три года, Джулия. Скажите мне, вы боитесь собак?

Голос окреп:

— Нет, не боюсь.

— Вам четыре года, Джулия. Вам четыре года.

Годы детства проходили и отражались на ее лице и в голосе. Затем доктор сказал:

— Вам десять лет, Джулия. Теперь вам десять лет. Боитесь ли вы собак?

Именно этого момента ждал доктор Фролич. Кривляющееся лицо стало меняться, и хрупкое тело молодой женщины заерзало на стуле. Ладони сжались, и кулаками она принялась тереть свои большие глаза. Потекли слезы.

— Топпер, — говорила она, всхлипывая, — Топпер…

Нетерпеливо и жадно доктор Фролич спросил:

— Кто такой Топпер, Джулия?

— Топпер, — плакала девочка, — бедный Топпер!

— Кто такой Топпер, Джулия? Это собака?

— Да, — подтвердила она. — Да, Топпер моя собака. Топпер хорошая собака.

— Где Топпер сейчас, Джулия?

— Топпер умер, — жалобно зарыдала она. — Они охотились за ним. Они убили Топпера! И это я виновата! Я виновата.

Рыдания резко прекратились, и юный голос стал жестким:

— Это он виноват. Это Бобби виноват.

— Кто такой Бобби, Джулия?

— Я его ненавижу.

Она ударила кулаком по колену, затем продолжила:

— Я его ненавижу! Он злой. Бобби злой!

— Кто, Джулия? Бобби это один из ваших друзей?

— Я его ненавижу. Он меня дразнит. Он без конца меня дразнит. Я рада, что сделала это. Я рада. Только не убивайте Топпера. Я вас умоляю, не убивайте Топпера!

Фролич смахнул пот со лба.

— Я хочу, чтобы вы мне сказали все, Джулия. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о Бобби и Топпере. Бобби это маленький мальчик? Это один из ваших родственников?

— Нет. Бобби живет в соседнем доме. Ему двенадцать лет. Он дергает меня за волосы, и он порвал мое платье. Он засовывает мне грязь в обувь, и он бросил камнем в Топпера.

Ее глаза тревожно расширились:

— Мама! — завизжала она. — Мама!

Крик был настолько пронзительным, что Джордж вскочил со стула. Жестом доктор усадил его на место.

— Что случилось, Джулия? Почему вы зовете свою мать? Что случилось с Бобби?

— Он убил его! Он его убил! — визжал голос десятилетней девочки.

— Кто? — спросил Фролич громко. — Кто?

— Я его предупреждала, — рыдала Джулия, и ее плечи тряслись. — Я ему говорила, что сделаю это. Я ему говорила.

И еще раз рыдания прекратились с поразительной быстротой. Тело женщины выпрямилось, руки скрестились на груди. Но особенно заметная перемена произошла в ее глазах. Они сузились, взгляд потерял возраст и принял выражение ужасающего коварства.