Харлан Кобен - Шесть лет

— Единственная девушка, которую я любил, — сказал он пьяным голосом.

Затем Бенедикт засунул фотографию за кредитку и, несмотря на намёки с моей стороны, больше не сказал ни слова об этом.

Тогда у него была такая же грустная улыбка.

— Я обещал Натали.

— Обещал что?

— Оставить их в покое. Не искать встреч с ними и не беспокоить.

Бенедикт обдумал это.

— Кажется, Джейк, ты сдержал обещание.

Я ничего не сказал. Бенедикт соврал до этого. Он не просматривал на Фейсбуке страницы своих бывших, даже если и делал так, то без особого энтузиазма. Как-то я ворвался к нему в кабинет — так же, как и он, я никогда не стучался — и увидел, что он сидел на Фейсбуке. Я бросил быстрый взгляд и увидел страницу, которая принадлежала той же самой женщине, чью фотографию он хранил в бумажнике. Бенедикт быстро свернул браузер, но бьюсь об заклад, он просматривает эту страницу часто. Скорее всего, даже каждый день. Думаю, он рассматривал каждую новую фотографию единственной женщины, которую любил. Он смотрел на её жизнь, её семью, мужчину, с которым она делит постель, и он смотрел на них так же, как и смотрел на фотографию в бумажнике. У меня нет доказательств, просто чувство, но не думаю, что далёк от истины.

Как я уже говорил, каждый сходит с ума по своему.

— Что ты пытаешься сказать? — спросил я.

— Я просто говорю, что все эти «они» закончились теперь.

— Натали уже долгое время не часть моей жизни.

— Ты и вправду в это веришь? Она что, взяла с тебя обещание забыть, что ты чувствуешь?

— Я думал, что ты боишься потерять своего лучшего партнёра по двойным свиданиям.

— Ты не такой уж и симпатичный.

— Жестокий ублюдок.

Он поднялся.

— Мы, профессора гуманитарных наук, знаем всё.

Потом Бенедикт ушёл. Я поднялся, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Я наблюдал за тем, как студенты прогуливаются по кампусу, и, как часто делал, когда сталкивался с какой-либо жизненной ситуацией, я задавался вопросом, что бы я посоветовал одному из них, если бы они были в моём положении. Внезапно, без предупреждения, на меня нахлынуло всё разом, белая часовня, то, как были уложены её волосы, то, как она подняла безымянный палец, вся боль, желания, эмоции, любовь, раны. Колени подогнулись. Я думал, что я уже перестал мучиться из-за неё. Она раздавила меня, но я собрал себя по кусочкам и продолжил жить дальше.

Как глупо думать об этом сейчас. Как эгоистично. Как неуместно. Женщина только что потеряла мужа, а я такое ничтожество, что волнуюсь только о последствиях для себя. «Пусть идёт, как идёт, — сказал я себе. — Забудь её и всё остальное. Живи дальше».

Но я не мог. Я просто не такого склада.

В последний раз я видел Натали на свадьбе. Теперь я увижу её на похоронах. Некоторые люди нашли бы в этом иронию, но я не из их числа.

Я направился к компьютеру и забронировал рейс в Саванну.

Первый признак, что что-то не так, появился во время хвалебной речи.

Пальметто Блафф был не столько городом, сколько гигантским закрытым обществом. Вновь построенная «деревня» была прекрасна — чистенькая, хорошо обслуживаемая, исторически точная. Всё это делало место стерильным, Диснеевским Эпкот-парком [2] Эпкот-парк — Epcot — это тематический парк «Всемирного центра отдыха Уолта Диснея». Название парка представляет собой акроним: EPCOT — Experimental Prototype Community of Tomorrow (Экспериментальный прототип сообщества будущего). Это утопический город будущего, созданный Уолтом Диснеем. с атмосферой, пропитанной фальшью. Всё кажется чересчур идеальным. Блестяще-белая часовня, и ещё одна на утёсе, настолько живописны, словно картинки. Жара, однако, была самой настоящей, живой, дышащей массой с влажностью такой плотности, что она спокойно могла заменить бисерные занавески.

Разум ещё раз спросил, зачем я приехал сюда, но я заткнул его. Я уже здесь, так что вопрос бессмысленный. Гостиница в Пальметто Блафф выглядела, как сошедшая с экрана телевизора. Я зашёл в милейший бар и заказал виски прямо у милейшей барменши.

— На похороны приехали? — спросила она.

— Ага.

— Прискорбно.

Я кивнул и посмотрел на свой стакан. Милейшая барменша поняла намёк и больше не говорила ничего.

Я гордился тем, что просвещённый человек. Я не верил в рок, судьбу и прочую суеверную чушь, но всё же я оправдывал своё импульсивное поведение следующим образом.

«Я должен быть здесь», — говорил я самому себе.

Что-то подталкивало меня на борт того самолёта. Не знаю, почему. Я же видел своими собственными глазами, что Натали выходила замуж за другого мужчину, и всё же даже сейчас, я не могу полностью принять этого. Всё же у меня было природное стремление к завершению. Шесть лет назад Натали бросила меня с помощью записки, в которой говорилось, что она выходит замуж за своего старого кавалера. На следующий день я получил приглашение на её свадьбу. Немудрено, что до сих пор было ощущение… незаконченности. И теперь я здесь в надежде найти если не завершение, то некое окончание.

Удивительно, как мы можем всё логически обосновать, когда хотим чего-либо.

Но чего именно я хотел здесь?

Я допил, поблагодарил милейшую барменшу и с осторожностью направился к часовне. Конечно же, я старался держаться на расстоянии. Может быть, я и ужасный, чёрствый, эгоцентричный человек, но не настолько, чтобы навязываться вдове на погребении её мужа. Я встал позади крупного дерева, пальметто, чего же ещё? И мог разве что мельком взглянуть на провожающих.

Когда я услышал музыку, я понял, что побережье пустое, как и предполагалось. Быстрый взгляд подтвердил это. Все были в часовне. Я пошёл вперёд и услышал хоровое евангельское пение. Оно было, одним словом, великолепно. Не зная, что делать, я попробовал дверь часовни, она оказалась незапертой (ну, понятное дело) и направился внутрь. Я опустил голову, когда вошёл, прикрыв рукой лицо, словно желая почесать царапину.

Как вам такая маскировка для бедняков?

Но в ней не было необходимости. Часовня была заполнена. Я встал позади остальных поздно прибывших скорбящих, которым уже некуда было сесть. Хор закончил одухотворяющие пение, и мужчина, не знаю, священник или проповедник или ещё кто-то, занял место на кафедре. Он начал говорить о Тодде, как о «заботливом враче, хорошем соседе, щедром друге и великолепном семьянине». Врач. Я не знал этого. Мужчина красноречиво описывал сильные стороны Тодда: его благотворительную деятельность, личностное обаяние, щедрость духа, способность заставить почувствовать каждого человека особенным, его готовность засучить рукава и взяться за дело, когда кто-либо нуждался в помощи, и неважно, друг это или незнакомец. Естественно, сейчас я описал так хорошо всем известную речь на похоронах, ибо у нас есть привычка перехваливать умершего, но я видел слёзы в глазах скорбящих, и то, как они согласно кивали во время речи, как будто это была песня, которую могли слышать только они.