Фиона Макинтош - Без лица

— Ты получишь половину.

— Почему? — спросил он, размешивая в чашке сахар и стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри все клокотало. Нетронутый сэндвич лежал рядом с чайником. У него пропал аппетит.

— Потому что мы хотим подстегнуть твой интерес, вот почему. Ты слишком хорош. На этот раз нужна белая девушка, и у нее должна быть очень бледная кожа, молочно-белая. Знаешь, как у рыжих или светло-русых. Понимаешь, о чем я?

Намзул медленно покачал головой.

— Я сказал «нет».

— Они предлагают двойную цену. Я тоже заплачу за почки. Все, что угодно, если ты согласишься.

Намзул быстро прикинул в уме, что этой суммы хватит, чтобы купить собственное жилье. Он сможет исчезнуть. Если только Глюк его отпустит. Эти уловки разозлили Намзула, а ярость придала ему смелости.

— Я хочу всю сумму прямо сейчас.

На лице Глюка было написано удивление:

— Это целая куча налички. Что ты будешь делать с такими деньгами?

— Это мое дело. Деньги у тебя? — спросил Намзул, будучи абсолютно уверен, что Глюк не носит в кошельке такие суммы.

Мойша полез во внутренний карман черного пальто и достал еще одну газету на идиш. Между страницами Намзул увидел конверт из оберточной бумаги.

— Там все. — В темных недобрых глазах еврея на мгновение блеснул огонек ликования.

Неужели он настолько предсказуем и Глюк заранее знал, что он выберет? Намзул незаметно выдохнул, стараясь не показывать своей бессильной ярости. Как бы то ни было, он взял газету, и сделка была заключена.

— Белая женщина, с гладкой чистой кожей, около двадцати. Больше никаких дополнительных условий, как мне сказали. Договоренность такая же. Только ты заранее должен сообщить Шлимэю место погрузки. Девушка нужна к следующей пятнице. — Глюк поднялся.

— Мойша, это последний раз.

Глюк с удивлением посмотрел на него.

— И что ты будешь делать? Найдешь легальную работу?

— Почему бы и нет? В последнее время у меня много предложений, а я все отметаю. И происходит это чаще, чем ты можешь себе представить. Я возьмусь за первую работу, которую предложат. И больше не буду искать доноров.

— До тех пор, пока тебе снова не понадобятся деньги. Кстати, арендная плата увеличилась.

Намзул в изумлении уставился на него.

Глюк сделал вид, что не заметил его реакцию.

— Ты теперь можешь себе это позволить. Заплатишь Шлимэю. — Он вытер рот, но в бороде все равно остались крошки.

Намзул сглотнул. Вот так Мойша держал его в узде и управлял им. Именно поэтому ему нужно было собственное жилье и именно поэтому надо было завязывать с этой работой.

— Сколько?

Глюк помолчал.

— Триста.

Намзул разинул рот.

— Трис… — Его голос сорвался. Как можно просить столько за квартиру?

Глюк собрался уходить.

— Кстати, коммунальные платежи не включены.

Он изобразил на лице печальную улыбку и вышел. Несомненно, он уже представлял себя в объятиях длинноногой подружки.

Это был непростой день, зато все было готово, чтобы наутро начать операцию «Пантера». Джек созвонился с Шарпом, и тот, похоже, был доволен.

— Анджела Карим — хороший выбор. И Малик Хан. Я не знаю его лично, но слышал только положительные отзывы.

Джек кивнул.

— Я работал с ним. Он хорош, хотя, боюсь, они могут схлестнуться с Броди.

Шарп что-то буркнул, по-видимому, соглашаясь.

— Я только хотел сообщить, что мы готовы к работе, сэр. Надеюсь, наш книжный клуб вам понравится.

Шарп повесил трубку, продолжая что-то бормотать. Джек вздохнул. Пока есть минутка, можно позвонить Лили. Он запланировал на вечер пробежку в Королевском парке, хотя погода резко испортилась — небо затянуло тучами и заметно похолодало. «Берегись мартовских ид!» — выражение запомнилось со школьных времен. Фраза имела отношение к убийству Юлия Цезаря, и Джек не до конца понимал, как англичане связывают ее с погодой. В конце концов, он решил, что она означает следующее: где-то до середины марта следует опасаться температуры «отморозь свои помидорки». Сегодня девятое марта. Значит, до прихода настоящей весны осталось две недели! Он снова набрал номер Лили. И услышал автоответчик. Опять.

— Это я, — сказал он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало раздражение. — Несколько раз звонил. Собираюсь пойти побегать в парк, телефон будет со мной. Позвони мне.

Он нахмурился. Странно. Обычно Лили не выключала телефон так надолго. Она говорила, что сегодня и завтра у нее много заказов из больницы, но вряд ли она работает — он посмотрел на часы — до семи. Или работает? Он не особенно смыслил в цветочном бизнесе. Но Лили всегда проверяла сообщения и быстро отвечала — вот что его всерьез обеспокоило. Он вздохнул, надел кроссовки, взял ключи, подумал, не захватить ли iPod, но вместо этого в надежде, что Лили перезвонит, засунул в карман телефон, накинул худи, вышел из дому и очутился на Крумз-Хилл, а затем свернул направо к элегантным кованым воротам старейшего лондонского парка. Когда он пересек Нот, дыхание выровнялось, он задумался о деле, материалы которого начал читать и должен был закончить вечером. Вскоре Лили с ее молчанием улетучилась у него из головы.

Без четверти три утра на стоянку «Сейнсбери» на Кембридж-Хелс-роуд, что в двух шагах от Лондонского Королевского госпиталя, бесшумно въехал фургон. Двигатель замолчал. Двое мужчин в вязаных шапочках, перчатках и шарфах, закрывавших пол-лица, вышли из машины. Одеты они были весьма необычно для марта, хотя взгляды, которыми они обменивались, и явное стремление не привлекать к себе внимания были еще красноречивее. Им повезло, в это время на них никто и не обращал внимания. Редкие прохожие по большей части спешили в супермаркет и не слишком глазели по сторонам. Мужчины свернули на аллею, ведущую к Коммерческой дороге, и повернули направо возле банка HSBC. Оттуда они направились к Брик-лейн и спустя минуту зашли в круглосуточное кафе «Бейзил». Усталая девушка за стойкой упаковала им несколько теплых румяных рогаликов. Она и подумать не могла, что обслуживает мужчин, которые, сами того не зная, недавно выбросили труп. Девушка отряхнула рукав, на который попало немного муки, и отсчитала сдачу с десяти фунтов. Если бы ей пришлось их описывать, она бы сказала, что это пара таксистов.

Покинув кафе, на ходу жуя хрустящие рогалики и обмениваясь шутками насчет легкой ночной подработки, они пошли в сторону Тауэр-Хэмлетс, излюбленного места многих знаменитых преступников, таких как Джек Потрошитель и братья Крэй.

К тому времени, как Лили нашли, ее тело окоченело, конечности окаменели, пальцы напоминали когти. Лицо утратило былую красоту. Вернее, у нее вообще не было лица.

Ноги секретаря — дамы средних лет — оторвались от пола, когда старший инспектор Хоксворт заключил ее в неуклюжие объятия. Они встретились в коридоре верхнего этажа, возле библиотеки.