Владимир Лорченков - Шпион вышел вон

После кульминации музыка, прогремев, стихает. Планета Земля вновь начинает издавать обычный атмосферный шум. Сначала звук общего гула распадается на трески, щелчки, писк… отом – каждый из них в отдельности, – тоже на составляющие. Наконец, мы начинаем слышать множество шумов, которые в отдельности и образовывали гул Земли.

Визг тормозов, стук ложки о тарелку, свист чайника, шум дождя, пение птиц, шаги пешехода, выстрел, рев сирены на заводе, крик…

Крик акцентируется, становится еще более громким.

Постепенно крик вытесняет все другие звуки, и мы – все еще видя Землю, – слышим только его.

Наконец, мы слышим только дикий, отчаянный, животный вопль. Камера стремительно опускается из космоса – через атмосферу, сначала мы не видим ничего, потом мы видим внизу самолет, летящий над облаками, спускаемся через них, горы, Земля с высоты птичьего полета, потом уже крыши домов, кварталы, дома, – и мы слышим, как крик становится все громче.

В самую кульминацию крика камера через окно врывается в квартиру.

Мы видим раскрытый рот.

Общий план. Мы видим Татьяну, жену священника. Та сидит, привязанная к стулу, вся в крови, а за ней стоит разведчица Зоя. Подняв над головой ножницы, она с ледяной улыбкой тычет их в затылок Тани. Несчастная снова вопит. Поморщившись, Зоя отходит в угол, и наклоняется. Крупно – стопка пластинок. Зоя качает головой – мы видим, как покачиваются ножницы, воткнутые в плечо Тани, – и шепчет.

Коля, Коля, – шепчет она.

Старый шестидесятник, – шепчет она.

Выбирает что-то из пластинок, открывает проигрыватель. Крупно – фотографии четырех мушкетеров, надпись «Мюзикл по мотивам к/ф «Три мушкетера и Д Артаньян», мы видим счастливое лицо певца Боярского, который носил шляпу еще лишь потому, что так нужно было по сценарию, – и пластинка, которая крутится. Резкий звук песни.

Когда твой друг, в крови, – поют советские мушкетеры.

Ала гера ком а ла гера, – поют они (хотя правильно «а ля герр комм а ля герр», но французский язык, как и фехтование, не входил в категорию обязательных для советских мушкетеров дисциплин – прим. Сценариста) .

Ты другом не зови, – поют они.

Ни труса, ни лжеца! – поют они (крупным планом – хитрые глаза советских актеров, в свободное от партийных собраний и исполнения ролей нобилитета время устраивавших пьянки и дебоши в санаториях города Одесса).

А-а-а-а, – вопит Таня.

Камера медленно, как если бы ей было страшно, поворачивается. Мы видим, как Зоя, пританцовывая, выстригает из пухлых плеч Тани куски мяса. Это выглядит ужасно, течет кровь, стул раскачивается, несчастная жертва вопит.

Ну что кричишь кричишь… сука, – бормочет Зоя.

Ты пизда блядь это МОЙ мужчина… – бормочет она.

Чтоб ты сдохла, – бормочет она.

Мы видим на лице Зои удовольствие, это первый раз, когда мы видим хоть какие-то эмоции на ее лице (то есть, она сейчас не работает, а делает что-то от души – прим. В. Л.) . Мы видим безумные глаза Тани. Это глаза женщины, которая спокойно варила борщ и пошла открывать дверь «Свидетелям Иеговы», а встретила персонажа Энтони Хопкинса из к/ф «Молчание ягнят». Она мычит, как ягненок.

Не пизди, не пизди, сука, – шепчет Зоя.

Снова бьет ножницами в плечи Тани. Та вопит. Зоя придирчиво рассматривает жертву, как художник – полотно, которое уже начал грунтовать, наносить на него ударами кисти всякого рода мазки ( чтобы это ни значило – В. Л.) . Крупно – фигура Зои. Она великолепно выглядит. Крупно – Таня. Та выглядит не менее великолепно. Просто это два разных типа красоты. Зоя – худощавая, стройная, подтянутая. Таня – чуть полная, женственная, с большим бюстом.

Смотрят друг на друга с ненавистью.

Мы понимаем, что присутствуем при хтоническом соперничестве Второго и Четвертого размеров бюста.

Ты пизда блядь, – говорит Зоя.

Это мой мужик, поняла ты, сука, – говорит она.

Попадья ебучая, – говорит она.

… – тяжело дышит Таня.

Думаешь, сука, сиськи отрастила, – говорит Зоя.

И Коля твой? – говорит она.

Ты пизда, – говорит она.

Снова начинает громко звучать музыка из кинофильма про мушкетеров. Теперь это песня безутешного Д Артяньяна, который плачет по утерянной навсегда Констанции.

Ты, прошмандовка ебанная, – говорит, отдышавшись, Таня.

Ты проститутка ебаная, присунул тебе мужик разок, – говорит она.

Думаешь теперь, сильно важная, – говорит она.

Да ты блядь дырка обычная, – говорит она.

А я Жена, – говорит она.

Ни сисек у тебя… ни ляжек… – говорит она.

Сосешь, что ли, как пылесос, блядина, – говорит она.

Чем еще мужика такой взять, – говорит она.

…анция, Констанция, – надрывается актер Боярский.

Позлить думаешь, сука, – говорит Зоя.

Умереть быстро хочешь, пизда, – говорит она.

Ничего, сейчас я тебе… в пизде пошурудю… – говорит Зоя.

Улыбается. Щелкает ножницами. Приподымает подол ночной рубашки Тани. Та говорит:

Ну лезь, хуесоска, – говорит она.

Коля, как узнает, на куски тебя порвет, пизда, – говорит она.

Ни хуя Коля не узнает, – говорит Зоя, улыбаясь.

Узнает, сама знаешь, тварь, – говорит Таня.

Он разведчик ФСБ, он караваны в Пенджаб водил, – говорит она.

Он как Лоуренс Австралийский, пять лет с аборигенами жил, – говорит она.

В Афганистане, в черном тюльпане, – поет она.

На-на-на-на-на, – поет она.

Та-ра-ра-ра-ра, – напевает она, крупный план слез на глазах (несомненно Таня поняла, что пощады ждать нечего, и решила умереть, как мужчина – прим. В. Л.)

Коля все знает, сука ты ебаная, – говорит она.

И что я ребеночка от него ждала, тоже узнает, – говорит она.

Я ведь не тварь абортированная как ты, – говорит она.

Сто сорок семь раз тебя скребли ты, хуесоска, – говорит она.

Небось пусто там у тебя, как в тазу медном, – говорит она.

А меня матка в порядке, не гниет, – говорит она.

Третий месяц, – говорит она.

Коленька очень хотел, даже ноги мне все задирал после, – говорит она.

Вот и получилось, – говорит она.

Как узнает Коля, пиздец тебе, – говорит она.

И вот тогда ты, овца, на моем месте быть захочешь, – говорит она.

Да только поздно будет, – говорит она.

И вот еще что, – говорит она.

Даже если и не узнает ничего Коленька, – говорит она.

Один хуй на тебе не женится, – говорит он.

Потому что есть бабы которым суют, – говорит она.

А есть те, на которых женятся, – говорит она.

Женился на мне, – говорит она.

…значит, из каких ты будешь? – говорит она.

Аха-ха, – говорит она, крупно показана кровь на губах.

Эта вспышка стойкости отбирает у нее последние силы. Таня начинает плакать, опустив голову. Видно, что ей страшно, и она не хочет смотреть на свою смерть. Сейчас она похожа на китайского «боксера», который покорно ждет пули в затылок, сидя в яме на корточках, и склонив голову.