Александр Гера - Набат

Пармен убрал ладонь в рукав сутаны и продолжил:

— Владыка завещал мне оберегать вас в миру. Всевышний доверил вам меч свой…

Судских хотел возразить, не нравились ему многозначительные высказывания, сродни комплиментарности, отчего он чувствовал неловкость, но взгляд гостя настойчиво просил слушать и верить ему.

— Владыка завещал мне способствовать тем, кто возвеличивает Русь, где бы он ни был.

Судских слушал учтиво и молчал учтиво, как ученик.

— Угодно будет Лебедю спросить что? — закончил Пармен неожиданно для Судских.

— Прежде всего спасибо за визит и заботу, — ответил Судских первое, пришедшее на ум. Теперь выжидал монах.

— Хватит ли нести такую ношу? — передал ему вопрос Судских.

— Что вам подсказывают раздумья? — парировал искренний монах.

Пришлось высказываться:

— Они подсказывают следующее: относясь с должным уважением к Православной церкви, я не могу довериться архаичности ее взглядов. Лучше будет каждому делать свое дело.

Монах не спускал с него вдумчивых глаз.

— Принимая помощь Православной церкви, — продолжал Судских, — я должен буду служить ей, вынося на первое место.

— Вы нашли другое пристанище своей душе? — спросил Пармен, не размыкая рук в сутане.

— Я верую в Бога и ни одной религии не приемлю.

— Я такой же, — неожиданно для Судских вставил монах. — Хотя и нахожусь в лоне Православной церкви. Подобно чернокнижнику Момоту, который преуспел во многих культах, силен безмерно и пришел на помощь ратианам.

— Ия пришел им на помощь, — испытующе смотрел Судских, монах отвечал таким же взглядом.

— Вот и достаточно для начала. Вы и я поняли наказ владыки, — бесцветным голосом подвел итог Пармен.

— В чем будет заключаться ваша опека? — откровенно спросил Судских. Обиняков достаточно.

— Могу повторить любой канон Пятого Евангелия. Оно известно мне давно благодаря наставлениям усопшего патриарха. Менее сложным путем я открыл его. Посему возвеличение младенца, как нового посланца Божьего, мне ближе, чем второе пришествие Иисуса Христа. — Опережая Судских, он спросил быстро: — Известно ли в Зоне о новом элементе с порядковым номером 108 и начале распада Периодической системы?

— Известно, — с грустным вздохом ответил Судских. — Мальчика заблаговременно вывезли из Зоны.

— Они смогут остановить распад?

— Смогут. Ценой собственных жизней. Они готовы к этому и поведали о своем решении спокойно.

— Они мутанты, лишенные человеческих чувствований.

— Они обычные люди, лишенные человеческой ласки, — твердо ответил Судских, и впервые за разговор Пармен отвел глаза.

— Пусть Господь станет им щитом…

Помолчали. Судских не знал, как повести разговор дальше. Все казалось мелочным, и надо ли теперь о мелочах, о чае, об удобных креслах, располагающих к задушевной долгой беседе!.. Все сказано.

— Аминь, — выручил его монах. Сделал поклон и развернулся к двери, так и не разомкнув рукавов сутаны. Судских отворил дверь.

На следующий день вышел рескрипт за подписью Гречаного о временном назначении капитула всех церквей и религий в России под главенством Православной церкви. Любая конфессия могла представить в нем своего посланца по собственному усмотрению, но возглавлять капитул будут три православных архиепископа, назначенных лично Гречаным. Наблюдение за работой капитула он возложил на Пармена, возведенного в сан епископа.

В России нет ничего более прочного, чем временная постройка.

Пожалуй, удар по Риму не вызвал такого шока, какой произвел рескрипт о духовном насилии. Весь мир ополчился против России, неверующие перевоплотились в истых прихожан, требовали самых жестоких мер против российских осквернителей свободы вероисповедания, узурпаторов духовности.

Союзники и сочувствующие стали врагами России. Она же никак не прореагировала на мировое возмущение, и внутри нее почему-то не случилось бунтов и гневных протестов.

Случилось то, что должно было случиться среди разноликих приверженцев веры: растеряв уверенность в пустой говорильне, они в решающий момент не смогли противопоставить смелому решению свое полное единство. Его попросту не было, а Православная церковь отмолчалась, получив старшинство, еще и надзирателя Пармена, которого откровенно побаивалась. Последующие события вовсе отодвинули рескрипт Гречаного на задворки мнений. Подумаешь, какие-то глупости, из которых кафтан не сошьешь, хлеба не купишь.

Безо всяких мер скрытности к русским портам на Балтике и Черном море двинулись флоты всех мировых держав, во-енно-воздушные силы приняли полный боекомплект, десантные войска выжидали время Че, и в приграничных районах накапливались танки.

Гречаный от имени всех россиян обратился к народам мира не делать поспешных шагов: рескрипт принят временно и сразу после выборов будет отменен. Принят он исключительно для стабилизации обстановки. С экрана телевизора он продемонстрировал оружие, изъятое в молельных домах, костелах и синагогах, и подчеркнул, что в мечетях его не оказалось, а в православных монастырях оно было сдано властям заблаговременно.

— Никто не узурпирует свободу совести, и никто не позволит вмешиваться во внутренние дела россов, которые не в пример зарубежным ревнителям веры отнеслись к рескрипту спокойно и с пониманием, — заключил Гречаный.

Россияне сосредоточенно ждали сообщений о начале блокады, были готовы взять оружие в руки, едва она последует, и сетовали о тех временах, когда Российский военно-морской флот был океанским. Не было флота — весь развалился. Не было авиации — вся испарилась, а «миги» и «Суховы» летали в чужих небесах. Не было армии…

Нет армии — нет России.

Но бабушка надвое сказала.

С первыми лучами солнца тяжелый крейсер «Сэйлем» стал на рейде Новороссийска. На крейсере нес флаг командующего флотом адмирал Г орт. С открытого мостика он снисходительно разглядывал в бинокль окрестные сопки, предвкушая радость первого залпа. Когда-то он начинал службу на этом крейсере энсайном, а позже командовал первой башней главного калибра «Сэйлема». Это Горт настоял ввести в строй «Сэйлем» для плотного артобстрела побережья. Вьетнамский опыт пригодился, и нынче все орудийные башни флота подчинялись ему, и ему решать, как размазать этих еретиков и непокорных дикарей.

— Джон, — не отрываясь от бинокля, он обратился к командиру крейсера, — давай-ка сделаем пристрелочный залп крайним правым орудием первой башни вон по той трубе… — указал он на трубу цементного завода.

— Сэр, а общий приказ? Мы должны вскрыть пакет через полчаса и… — командир взглянул на ручной хронометр, — пять минут сорок пять секунд.