Александр Гера - Набат

— Забавно, — улыбнулся Судских.

— Ты не очень, не очень! — остерег его Человек. — Сущий не любит этого.

— Учту, — убрал улыбку Судских и сменил тему: — А откуда вы Трифа знаете, Лаптева, в нашей жизни разбираетесь?

— Это не вопрос, — отмахнулся Человек. — Тебе ж архангел Михаил пояснял: что хочешь, то и увидишь. А мне интересно, как вы там до истины докапываетесь; время бежит, а вы только-только макушку зацепили. Сущий-то надеется, переживает. Помнишь, как Алла Борисовна пела: «Что с нами сделал ты?» Сущий даже прослезился. Очень Он эту песню уважает. Алле Борисовне любые прихоти разрешил: Филиппа выкатил, золотой унитаз к свадьбе подарил, даже Кристю суперзвездой сделал.

— Скажите, а того Иисуса можно встретить?

— Запросто. Только это неинтересно. Сам увидишь.

Он привстал, огляделся, сунул два пальца в рот и свистнул:

— Эй, где ты там, агент-двойник!

Из мги вышел знакомый по картинкам человек. Приближался он степенно, голову нес важно, глаза держал в задумчивости.

— Красавчик, — не скрывал иронии и зависти Человек. — Приветик, земеля…

Взглядом нетленной печали оглядел их подошедший.

— Не стыдно, а? — спросил его собеседник Судских.

— Мир вам, — ответил подошедший, осенил знамением и пошел мимо, не изменив величавой позы.

— Понял, да? — подтолкнул Судских Человек. — Вжился в образ, и все тут. Это мы его таким сотворили. Сущий его жалеет как блаженного, подолгу с ним беседует. Хочет его второй раз на землю послать, а Иисусик не хочет.

— Почему?

— Боится, что на этот раз его в самом деле гвоздями к кресту приколотят за обман, стоивший людям двух тысячелетий. Кому охота? А недавно Сущий нашел ему замену.

— Сына Марьи?

— Точно. Смышленый пацан растет. Этот евреям спуску не даст.

— А как там в Зоне? Мы ведь не знали ничего.

— Забудь о ней, — насупился Человек. — Сущий не одобрил этот поступок оставшихся там. Возомнили себя равными Ему. Давай прощаться, — решительно встал Человек. — Пойду Папулю проведаю.

— А когда я перед ним предстану?

— Когда сподобишься возвращаться. Сначала общайся со здешним народом. С Гуртовым пообщайся обязательно. Это рыба еще та, не скажу какая. Сущий тебя не велел торопить. Слишком много на тебя надежд возложено. Ты, пожалуй, один, кому дозволено в Книгу Бытия заглянуть. Хочешь?

— Не знаю, — откровенно ответил Судских.

— Умница, — похвалил Человек. — От ума всегда одно горе. Но ты загляни, Всевышний благоволит к тебе. Заглянешь и решай, как поступить. Тонкое это дело.

Человек развернулся и пошел прочь от Судских. Не попрощался напоследок, а Судских не успел поблагодарить его.

Встреча с ним дала ему прилив непонятной энергии. Он отчетливо стал видеть за мгой разнообразные сменяющиеся ландшафты, города, ближе он различал людей, многих он узнавал и не спешил окликать их, затевать беседу.

Происходящее с ним фиксировали приборы в палате реанимационного блока. Самописцы дергались, их перья вычерчивали пики, он даже застонал, но медсестра спала, примостившись на кушетке, несмотря на строжайший запрет Толмачева.

Очередной пик достиг крайнего уровня, и включилась мигалка чрезвычайной ситуации. Как раз в этот момент медсестре снилось самое приятное. Ее бывший шеф, красавец профессор Луцевич, согласился наконец провести с ней вечер. «Я сейчас перенесу пациента, — сказал он, — подготовим ложе любви». Как пушинку, он перенес Судских на массажную кушетку, тот лишь слегка вздохнул. «Тихо, тихо, — успокоил профессор. — Ты на том свете, а на этом жизнь движется размеренно, размножение продолжается обычным способом». «Согласился! Согласился!» — лихорадочно раздевалась медсестра. Она была мила и упруга телом, она хотела его любви, а он вожделенно разглядывал ее. «Я твоя!» — рвалось из ее губ. И тут сработал сигнал чрезвычайки. На самом интересном! Медсестра вскочила как ошпаренная. Профессор исчез. Хорошо хоть Судских перенес на место. Одного ее взгляда на приборную панель было достаточно для ужасающего вывода: она продрыхла целых десять минут от перехода ситуации из серьезной в критическую. Приказ Толмачева гласил немедленно вызывать дежурного врача и самого Толмачева.

Не случайно в соннике сказано: раздеваться во сне — это не к совокуплению, а к стыду и крупному скандалу.

Первая беда стояла перед ней в виде дежурного врача. Сигнал чрезвычайки поднял его из своего кабинета.

— Заспалась, сучка! — заорал он и рванул к Судских.

Пациент пытался заговорить. Лицо порозовело, губы двигались.

— Чего стоишь? — зашипел он. — Вызывай Толмачева!

Медсестра кинулась к телефону, дежурный врач остался у постели Судских.

— Ну, милый, успокойся, — приговаривал дежурный врач. — Мыс тобой еще на танцы походим, девочек снимать будем…

— Обязательно, — промолвил пациент, и дежурный врач лишился дара речи. Дальше было еще хуже. Судских отчетливо сказал: — После танцев я с Гуртовым встречусь.

— Невероятно, — едва двигались губы дежурного врача. Фамилия одного из лидеров государства сделала для него ситуацию из чрезвычайной обвальную. Это он позволил медсестре поспать в обмен на какие-то любовные утехи. Спору нет, медсестра Сичкина слишком хороша для него, завоевать нечем, только право начальника можно использовать. Платят здесь хорошо и спецпаек положен…

Лишиться спецблаг теперь мог и лично дежурный врач. Толмачев не помилует ни Сичкину, ни его, засранца.

— Он выехал, — сообщила медсестра.

— Что ты ему нагородила?

— Сказала, что клиент подает признаки жизни.

— Клиенты в бардаке, дура, — скривился дежурный врач. Подумал и добавил: — То, что он заговорил, никому ни слова. Поняла? По инструкции при появлении признаков жизни мы обязаны включить магнитофон. О котором ты и не помнишь. Поэтому — молчок.

Сичкина отлично понимала дежурного врача. Раньше магнитофон включался на запись автоматически, как и прочие приборы, которые обслуживали специальные техники из госбезопасности, но медсестрам надоело переставлять кассеты, где могло сохраниться нечаянное словцо ни к месту, и автоматика по их просьбе к техникам испортилась. Нужды в маг-нитозаписи пока не случалось.

— Поняла, — ответила Сичкина, с отвращением разглядывая лысоватого врача: это не красавец Луцевич. Не удержалась, вытерла губы.

Самописцы успокоились.

Судских сделал несколько шагов по воображаемым ступенькам и очутился в квартире Гуртового на Рублевском шоссе.

— Проходите сюда, — позвал его из спальни Гуртовой слабым голосом. В квартире густо спрессованы запахи лекарств.

Судских вплотную подошел к постели Гуртового. Черты лица заострились, резче обозначился кадык.

— Плохо выгляжу? — осведомился он.