Сергей Бакшеев - Галактика мозга

— У тебя всё по-прежнему? — спросила Елена. — Если есть трудности, можешь пожить у меня.

— Я живу с родителями, — жестко ответил Антон и отстранился.

— Я готова тебе помочь. Что надо делать?

— Операция будет позже, а сейчас… Мне не дает покоя смерть Людмилы. Я должен был ее спасти! Где я совершил ошибку?

— Антон, лучше об этом забыть.

— Не могу! Я пересмотрел свой подход и внес коррективы. Мне не хватает специальных данных. Надо провести новые исследования на томографе.

— Ты здесь не работаешь. Тебя не допустят к томографу.

— Меня и в эту лабораторию не должны были пускать.

Репина внимательно посмотрела на Шувалова, прекрасно понимая его намек.

— Ну, хорошо. Допустим, мы проберемся туда ночью. Где ты возьмешь волонтеров для испытаний? Или ты будешь делать эксперименты на больных из клиники?

— Мне не нужны волонтеры. Я готов провести исследования на себе.

— Антон, ты понимаешь, о чем говоришь? Позитронно-эмиссионный томограф не безобидная игрушка. Каждый раз надо вводить в организм радиоактивное вещество!

— Это микродозы. Я готов.

— Микродозы, — с сарказмом усомнилась Елена, но, зная непреклонный характер Шувалова, уточнила: — Сколько потребуется экспериментов?

— Я составил план из десяти. — Антон засуетился, раскрыл порфель. — Вот выписаны изотопы, которые понадобятся. Сможешь договориться с лабораторией радиохимии?

Репина посмотрела в протянутый блокнот, покачала головой.

— Десять инъекций радиоактивной дряни. Ты в своем уме?

— В своем. И должен понять, какую ошибку сделал в чужом! Я обязан это сделать, Лена. Мне по ночам снятся кошмары. Я постоянно вспоминаю, как Люда очнулась, а потом…

Шувалов отвернулся. Репина глубоко вздохнула.

— Попробую тебе помочь.

— Когда?

— Не терпится?

— Чем раньше я получу результаты, тем увереннее буду себя чувствовать.

— Ну что ж… Начнем послезавтра. Ночью. Использование техники вряд ли останется незамеченным, но инженер Егор Смирнов нас прикроет. Он мой тайный воздыхатель.

— Спасибо. Чтобы я делал без тебя.

— А сегодня, если хочешь, мы могли бы поехать ко мне. — Она положила руку ему на бедро, опустила ресницы и едва заметно подалась вперед.

— Лена. — Антон мягко, но непреклонно отстранился. — Сегодня не получится.

— А завтра?

— Прости, я не хочу тебя обидеть, но… Я планирую вернуться к жене.

Репина дернулась. Загнутые внутрь черные волосы колокольчиком качнулись над ее опущенным подбородком. Голос стал сухим и неприятным, как цементная пыль.

— А ждет ли тебя она?

— Это не твое дело.

— Может, и не мое. Только Вербицкий время даром не теряет.

— Что? О чем ты?!

— Борис видится с твоей женой. Он ездит к ней на квартиру постоянно.

Антон Шувалов давно не испытывал такого волнения. Как правило, самые сильные его эмоции были связаны с научной деятельностью: удастся или провалится эксперимент, подтвердятся ли теоретические результаты, признают ли его теорию правильной? Сейчас он шел домой, чтобы повидаться с сыном, а душа колобродила как провинившегося школяра на пути к завучу. Еще он хотел поговорить с женой. Спокойно и честно. Он собирался рассказать ей о своих чувствах, признаться в глупых ошибках, попросить прощения. И пусть Ольга сама решает, достоин ли он возвращения в семью.

По пути к дому Антон купил три скромные астры. Являться к обиженной женщине с ярким букетом ему казалось пошлым заигрыванием.

Перед знакомой дверью Шувалов на остановился и медленно выдохнул, усмиряя пульс. Ему было непривычно давить на звонок, имея ключи в кармане.

Дверь открыла Ольга. Сиявшее в ее глазах лихорадочное возбуждение сменилось настороженностью. Она была в черном платье с белой окантовкой, удачно подчеркивающем ее фигуру. Антон знал, что это платье она надевала лишь «по поводу». Да и прическа свидетельствовала о недавнем посещении салона красоты.

— Здравствуй. Это тебе. — Антон протянул цветы.

Ольга не спешила их брать.

— Зачем пожаловал?

— К Сашке. Парню нужно мужское внимание.

— С каких это пор ты стал так думать?

— Ему будет лучше, если мы будем видеться не только по воскресеньям.

— А мне кажется, и воскресенья достаточно.

— Оля, ты позволишь? Раз уж я пришел.

— Заходи, если такой смелый, — после секундного колебания с отчаянной решимостью уступила супруга.

Она взяла цветы и сунула их в сосуд, похожий на высокий пивной бокал. Когда Антон зашел в комнату, три астры смотрелись бедными родственниками на фоне пышной охапки холеных роз в хрустальной вазе. Из детской комнаты послышался мужской голос и детский смех. Антон недоуменно посмотрел на Ольгу.

— Это Борис. Он занимается с Сашей по новой методике.

— Вербицкий? Зачем он здесь?

— Ты хочешь, чтобы над сыном продолжали насмехаться в школе?

— Оля, я тоже готов… Я говорил, что обязательно найду способ.

— Сколько лет ты обещаешь? — большие глаза полыхнули и уплыли в сторону. — А Борис делает.

— И часто он здесь бывает?

— У Бориса горе, если ты помнишь. Он недавно похоронил жену. Их общение… оно полезно обоим.

— Ах, обоим! — Антон не заметил, как сорвался на крик. — Ты о ком больше заботишься? О сыне или чужом мужике?

— По крайней мере, не о высокой науке, а о живых людях!

— И этот наряд тоже для него? Меня ты так не встречала.

— Замолчи! Я женщина, а не вьючная лошадь! Когда ты последний раз ходил за продуктами? Ты задумывался о том, что кроме сложной науки еще существует элементарный быт?

Шувалов понял, что вопреки его планам разговор зашел совсем в другое русло. Он попытался извиниться.

— Оля, прости… Я говорю что-то не то… Я просто хотел сказать, что лучше бы к Саше приходил врач.

— У меня, между прочим, медицинский диплом. — В дверях детской комнаты стоял Борис Вербицкий. Из-за него с опаской выглядывал Саша. Борис сдержанно улыбнулся, потрепал мальчика за ухом и сказал: — Папа кричит, потому что волнуется за тебя.

— Папа не кричит. Он на меня никогда н-не к-кричит, — насупился мальчик.

— Ну, конечно. Ты прав. Он так разговаривает с мамой.

— Здравствуй, Саша. — Антон шагнул к сыну, протягивая шоколадку. — Держи. Твоя любимая.

— П-привет.

— Как дела в школе?

Шувалов с горечью осознавал, что говорит и делает что-то совершенно не то, словно чужой предусмотрительный дядя пришел в дом, где есть ребенок, и отгораживается от него дежурными фразами. По хмурой тени, наползшей на лицо сына, и уткнувшемуся в грудь подбородку, Шувалов убедился, что и вопрос он задал неуместный.

— Ни о чем не думаешь! — грубо вмешалась в разговор Ольга. — У Саши от шоколада диатез!

Она выхватила шоколадку. Вербицкий по-хозяйски удерживал мальчика за плечо. Антон не решался обнять расстроенного сына. Помявшись, он обернулся к жене.