Майкл Бонд - Огонь подобный солнцу

Утром уже другие матросы отвели его к капитану. Тот сидел с чашкой кофе за неубранным столом и курил.

– Ну, как тебе каюта?

– Да лучше, чем шлюпка.

Капитан затушил сигарету.

– Что нам с тобой делать?

– Дайте мне работу.

– У тебя есть деньги?

– Около двадцати долларов.

– Долго тебе придется сидеть в тюрьме с твоими двадцатью долларами. – Капитан снова закурил, выпуская клубы дыма.

– Вы направляетесь в Алжир?

– А тебе что за дело?

– Мне бы тоже туда надо. Вы откуда?

– Этот корабль из Стамбула.

– Вы турки?

– Они, – капитан махнул рукой в сторону двух матросов, молча наблюдавших за происходящим из прохода.

– Петр Вяземский – это турецкое имя?

– Какое это имеет значение... – капитан улыбнулся, поджав губы, – ...для тебя, в алжирской тюрьме?

– Это ваше имя?

– Ну ты и болван. Ты думаешь, что мы не читаем Шекспира, Байрона, Хемингуэя? – он выпустил дым.

– Он – писатель?

– Мне хочется рыдать от повального невежества! Король поэзии – вот кто он был! Тебе нравится Пушкин? Так он – ничто. Ты думаешь, Евтушенко – поэт? Смех!

Коэн вдыхал гнилой запах корабля. Будто все александрийские крысы решили отправиться на нем в плавание. Желтоватые ошметки, закручиваясь, свисали с лопнувших пузырей краски на потолке.

– Я читал других, – сказал он.

– Кого?

– Анну Ахматову, Михаила...

– Коммунисты. Продажные поэты.

– А Набоков?

– Он ужасен. Но и он уехал из России.

– Значит, и вы уехали, а почему?

Вновь поджав губы, капитан кисло ухмыльнулся.

– Из-за здоровья. – Допив кофе, он стукнул чашкой по столу. – Что мне с тобой делать?

– Я готов делать все, что скажете, – мыть, чистить...

– Ты бы стал начищать эту старую развалину? – капитан, поднявшись, с грохотом приставил стул к столу и крикнул кому-то на палубе. – Это Дмитрий, – сказал он Коэну. – Он даст тебе поесть. Потом приходи на мостик, найди меня. Я – Андрей. Я скажу, что тебе делать.

– Не могли бы вы сначала сказать, какой сегодня день?

– Какой день? – он разразился скороговоркой славянских звуков, обращаясь к Дмитрию. – Он говорит, что суббота. Так вот, будешь хорошо работать, попадешь в Алжир, плохо – в алжирскую тюрьму. Усек?

– Усек.

Толстый, волосатый, сплошь покрытый татуировкой Дмитрий дал ему большую тарелку риса с маленькими кусочками баранины, черный хлеб и турецкий кофе. «Суббота. Еще две недели и один день». Когда он расправился с едой, Дмитрий взял у него тарелку и положил еще.

Открытый мостик обдувало холодным морским воздухом. Рядом с Андреем стоял какой-то бородатый великан.

– Это Исом, – заявил Андрей, – он покажет тебе работу.

Исом, так же как и Дмитрий, не проронив ни одного слова, повел Коэна по лабиринту покрытых ржавчиной проходов и коридоров к уже знакомой подсобке со швабрами. Жестами Исом показал Коэну, что ему предстоит вымыть проходы, камбуз, кают-компанию и каюты матросов, расположенные палубой выше.

Коэн яростно скреб полы, волоча больную ногу. Когда склянки возвестили о наступлении полудня, он закончил все, кроме матросских кают. Их он почистил позже и сообщил об этом Исому. Тот, встав на колено, провел по полу пальцем. Затем показал ему на иллюминаторы вдоль палубы, вонючие уборные и стены кают-компании. Эту работу Коэн закончил к обеду.

– Неплохо, – буркнул Андрей. – Исом покажет, где ты будешь спать. А завтра – снова за работу.

– Хорошо, – сказал Коэн.

Колено и плечо невыносимо ныли, но живот чуть не лопался от грубой пищи, приготовленной Дмитрием. На душе было спокойно. «Целый день я был слишком занят, чтобы вспомнить о своих страхах. Еще четырнадцать дней! Теперь ЦРУ потеряло меня. Я прорвусь, Пол». Он сидел в полудреме в сырой кают-компании, где матросы играли в карты и пили кофе. Они приглашали поиграть и его, но он никак не мог постичь суть игры. Хромая, он поднялся на верхнюю палубу.

Воздух показался ему резким и чистым после переполненной кают-компании. Чайки сопровождали судно, плывущее в стремительно надвигавшуюся темноту. Как же они голодны, если летят за нами от самого Ираклиона! Приятный запах сосны доносился из переднего трюма. Он стоял на носу корабля, держась за поручни, ветер дул ему прямо в лицо. Луны еще не было. Млечный путь четкой белой полосой опоясывал небо, на котором мягко светились звезды, отражаясь в волнистой глади искрящегося моря.

Заполненный работой быстро прошел следующий день. За обедом Андрей сказал:

– Завтра в это время будем в Алжире. Ты встретишься со своей девушкой. Она где? Коэн собрался с мыслями.

– В Марокко.

– Сердечный друг, ты нездорова, – запел Андрей. – Оставь меня, я влюблена. – Исом загоготал, глядя на Коэна, который почему-то покраснел. Андрей, мягко улыбнувшись, похлопал Коэна по руке. – Любовь – хорошая штука. Если бы все в мире любили, было бы хорошо.

– Однако это не так. И поэтому нет мира.

– На моем родном языке одно слово «мир» означает и мир-спокойствие, и мир-планету. Вселенную. Но я больше не считаю Россию своей страной. У меня турецкий паспорт. – Андрей выпустил дым. – У меня не осталось любви к России, но с миром покончит Америка. Сейчас каждый третий доллар в мире – треть всех денег – тратится на войны, на то, чтобы убивать людей. – Он ехидно улыбнулся. – Это хорошо? Теперь в любой день – раз, и начнется война, самая последняя!

– Как вы думаете, ее можно предотвратить, эту последнюю войну?

– Предотвратить? Ни за что. У мира – ив том, и в другом значении этого слова – нет никаких шансов. Коэн пожал плечами.

– Вы бы хотели вернуться?

– В Россию? Мой отец вернулся. Мы жили тогда в Стамбуле, но ему захотелось получить то, что было зарыто перед тем, как наша семья уехала из Петрограда.

– А что было зарыто?

– Моя семья была богатой до гражданской войны, у нас было поместье в березовой роще под названием «Таинственная завеса». Это слова Вяземского: «Куда бы ни проник мой взор, весь мир покрыт таинственной завесой». Но большевики сожгли его дотла.

– Он нашел, что было зарыто?

– Он так и не вернулся. Они, наверное, расстреляли его или сослали в Сибирь. В пожизненную ссылку. – Он похлопал Коэна по руке. – Так что, когда я говорил об алжирской тюрьме, я просто валял дурака. Я бы ни за что никого не отправил в тюрьму. Не говоря уж о тебе. – Он улыбнулся. – Но если будешь плохо работать, вышвырнем тебя за борт.

– Скажите мне одну вещь, – попросил Коэн, улыбнувшись в ответ.

– Какую?

– Как вы меня нашли?

– Не мы – ты нас нашел, забыл?

– Нет, я имею в виду в шлюпке?

– А, так ты сам себя выдал.

– Как?

– Как сказать schnarchen? – Андрей громко хрюкнул носом.

– Чихать?

– Нет. Schnarchen. – Он опять хрюкнул, закрыв глаза.