Чарлз Маклин - Страж

В это мгновение сверху донесся какой-то шум, послышалось какое-то шипение явно пневматического характера. Подняв голову, я увидел, как гигантское железное било, на мгновение задрожав, обрушилось всей своей тяжестью на гулкий внутренний свод «Бурдона» всего в одном футе от того места, где я держал прижатой к стенке голову Сомервиля.

Теперь, казалось, вокруг нас обоих взорвался сам воздух. Я увидел, как Сомервиль разинул рот. Он что-то кричал, но мне не было слышно ни звука.

Когда дрожь колокола затихла, я заметил, что из уха Сомервиля бежит тонкая струйка крови. Я несколько ослабил хватку, и Сомервиль рухнул передо мной на четвереньки.

– Так ведь это и делают? – закричал я, обращаясь к нему. – Именно так и изгоняют бесов?

Он ничего не ответил. Я ухватил его за ворот пальто, заставил подняться на ноги и вновь притиснул к стенке колокола, на этот раз прижав голову так, чтобы било обрушилось прямо на нее.

– Наверняка эта музыкальная вещица вам известна. Как вам кажется, Сомервиль, много ли у вас осталось времени до тех пор, пока отец Игнациус не возьмет следующий аккорд?

Он начал биться в моих руках, но я был сильнее.

– Ради всего святого, Мартин... – в его глазах был теперь невыразимый ужас. – Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете.

– А если вещица кончилась, мы просто подождем, пока часы не начнут отбивать время. В лучшем случае вам остается жить три минуты. Ну а теперь откройте мне – кто вы есть? Как вы нашли меня?

– Мартин, не делайте этого, не делайте! Вы больны, вы нуждаетесь в лечении, – он вскинул руки и жалко поскреб ими о мои, скрещенные у него на горле, в попытке ослабить хватку. – Я не могу дышать !

– Как вы меня нашли?

На висках у Сомервиля набухли жилы, пот заструился по его впалым щекам. Он в оцепенении глядел прямо перед собой, загипнотизированный железным языком колокола, остановившимся в каком-то футе от его лица.

– Я не находил вас, Мартин. Вы сами пришли ко мне. Ради всего святого...

Именно в это мгновение музыка достигла крещендо, и колокола начали перезвон серией последовательных арпеджио, идущих сверху вниз по диапазону. Я не сводил глаз с Сомервиля в те секунды, когда он ожидал заключительного аккорда. Колокола пробили, настала пауза, а затем, взяв последнюю высокую ноту, подбор колоколов погрузился в молчание.

– Концерт окончен, – с улыбкой сказал я ему. – Но который у нас, однако, час?

Сомервиль поднял дрожащую руку словно бы для того, чтобы я посмотрел на его часы. Но внезапно рука его изменила маршрут и воровато скользнула в карман моего комбинезона. И стоило ей прикоснуться к кристаллу, как я почувствовал во всем его теле прилив чудовищной энергии. Он попытался вытащить кристалл из моего кармана, но это было не так-то легко. Обе мои руки по-прежнему лежали у него на горле. Я почувствовал, как напряглась дряблая кожа его шеи, когда он попытался оторвать голову от стенки колокола. Он боролся за жизнь, и на какое-то мгновение мне показалось, что ему удастся взять верх.

Но все-таки я был сильнее.

Откуда-то сверху до нас доносилось пневматическое шипение. Я закрыл глаза и, прижав голову Сомервиля к железной стенке, прождал целую вечность, пока язык колокола не огласил окончательный приговор.

Когда все было кончено, я снял костюм и сорочку, вытер руки и выбрался из-под «Бурдона». В колокольной камере не было ни души. Никто не видел того, что произошло. Школьники перешли на смотровую площадку наверху. Люди из санитарной машины и полицейские, должно быть, по-прежнему находились внизу, дожидаясь сигнала от Сомервиля. У него на поясе я нашел свисток, которым я так и не дал ему шанса воспользоваться. Я подобрал свой портфель и запихал в него окровавленную одежду. Туда же я положил кристалл и шприц. Комбинезон, поддетый под костюм, в котором я вошел в собор, оставался чистым. Я прошел по всей площадке басовых колоколов и оказался у винтовой лестницы, ведущей к лифтам.

Единственный функционирующий лифт был поднят, он дожидался меня. Я понял, что это, возможно, ловушка, но выбора у меня просто не было: спускаться по лестнице было бы слишком долго. Я доехал на лифте до третьего этажа, остановил его и вышел в ярко освещенный коридор. Борясь с желанием помчаться что есть мочи, я прошел быстрым шагом вдоль комплекса административных служб и очутился в восточном крыле здания. Я вспомнил, как толстуха в желтой накидке рассказывала школьникам, что в подвале расположено бомбоубежище, используемое в мирное время как подземный гараж.

Было слишком поздно для поисков надежного места, куда можно было бы спрятать кристалл. Ориентируясь по черно-желтым указателям, я вышел на пожарную лестницу и спустился по ней в темное убежище.

В глубине этого помещения я нашел белый грузовичок «додж» с ключом зажигания. Я влез в машину и завел ее. Положив шприц Сомервиля на сиденье рядом с собой на случай, если мне понадобится прибегнуть к оружию, я поехал к выходу из гаража, где замедлил ход и непринужденно помахал сидящему в своей будке работнику автостоянки. Он читал газету и не удостоил меня хотя бы взглядом. Секунду спустя я очутился уже на улице. Я поехал в северном направлении через Клермонт-авеню. В зеркале заднего обзора мне было видно, что полицейская машина припаркована у Объединенной теологической семинарии, но, по крайней мере пока оставалась мне видна, машина не тронулась с места.

На Бродвее я повернул на юг и поехал прямо в дом к Сомервилю Я вошел туда, воспользовавшись ключами, позаимствованными у него из кармана. Я поднялся наверх, чтобы забрать у него из кабинета свое досье, а со стола Пенелопы – другие касающиеся меня бумаги. Я понимал, что искушаю свою удачу, но мне нужны были улики. Когда я был наверху, зазвонил телефон. Кто-то сразу же взял трубку. Возможно, сработал автоответчик, но мне это все равно не понравилось. Нельзя было терять ни секунды. Вот-вот каждой патрульной машине во всем городе станет известен номер белого грузовичка, получат они и описание водителя.

Я бросил «додж», неправильно запарковав его на Девяносто шестой улице, взял такси, заехал в банк и забрал там деньги, а затем отправился пешком на Припортовый автовокзал и купил там билет на первый же отходящий автобус. Он шел в Атланту. Оттуда я поехал на запад – во Флагстафф, штат Аризона, а оттуда – на север, в Орегон, где только и остались нынче по-настоящему безопасные места.

Поскольку я по-прежнему нахожусь в положении изгоя, иначе говоря, преступника, укрывающегося от правосудия, я не имею права приводить чересчур много деталей относительно того, что произошло впоследствии. Разумеется, гибель Сомервиля получила самую широкую огласку. Был объявлен всеамериканский розыск, в программах новостей вся история держалась несколько недель, и все это время мне не оставалось ничего другого, кроме как переезжать с одного места на другое, оглядываясь по сторонам, и жить в постоянном страхе того, что меня опознают и сдадут Федеральному бюро.