Барри Лига - Я охочусь на убийц

— Они не знают, кто она такая, — раздался голос Хоуви. Он просматривал копию отчета. На верхней губе паренька все еще виднелось красное пятно. — А разве нельзя взять у нее отпечатки пальцев? — Он замолчал и добавил: — Ну, тех хотя бы, что остались.

— Только когда прекратится процесс трупного окоченения. А на это потребуется время. Может быть, даже еще целый день. — Джаз вышел из морга и закрыл за собой дверь, не запирая ее. — И потом результаты насчет отпечатков пальцев тоже приходят не сразу. Если в базе данных штата ничего не обнаружится, они отправят их федералам. И к тому же отпечатки пальцев хороши только тогда, когда есть с чем их сравнивать. Если у нее раньше их никогда не брали, то это тоже ни к чему не приведет.

Хоуви понимающе кивнул и снова задумался.

— Ее нашли совершенно голой, — негромко и очень серьезно продолжал он. — Как ты считаешь, тот, кто это сделал… Как ты полагаешь, он с ней… ну, развлекался?

Джаз нервно сглотнул. Он понимал, что Хоуви спрашивает его про эту Джейн Доу, но он не мог не вспомнить о жертвах Билли. Хоуви оказался смышленым пареньком и никогда не спрашивал Джаза ни о жертвах его отца, ни о том, как он вообще мог жить рядом с таким чудовищем, и на что все это походило. Но с другой стороны, если бы ему захотелось узнать о кровавых подробностях «подвигов» Билли, он мог просто заглянуть на любую страничку в Сети, посвященную Денту. Или найти на кабельном телевидении двухчасовую документальную ленту про «Безжалостного убийцу Билли» (так его тоже нередко называли). И все же это были разные вещи. Одно дело — говорить об избиениях, порезах и увечьях, и совсем другое — информировать зрителя обо всем том, что касается секса. Как правило, о таких эпизодах попросту умалчивали. Или применяли нейтральный термин «сексуальное насилие», а дальше дорогие зрители могли по своему усмотрению рисовать себе любые картины, уже без гладеньких и причесанных дикторов с белоснежными улыбками, которые никогда не отважатся засорять эфир настоящими описаниями всех этих ужасов. А ведь именно они и составляли большую часть всех преступлений, от которых Хоуви бы попросту стошнило.

— Если верить вот этому, то ничего подобного с ней не происходило, — проговорил Джаз, беря в руки полицейский отчет. — Нет никаких указаний на то, что у нее был секс или нечто подобное.

— А, ну тогда хорошо, — с явным облегчением произнес Хоуви. Джаз удивился. Неужели и правда хорошо, что над ней не надругались, а просто вот так жестоко убили? Ведь она умерла в боли и страхе, раздетая, брошенная в поле, да еще с отрезанными пальцами! Но так как ее при этом не изнасиловали, значит, это хорошо, так, что ли? Неужели это вообще имеет какое-то значение в данном случае?

— А зачем понадобилось оставлять ее голой? — никак не унимался Хоуви.

Джаз задумался. Его интересовало даже не то, зачем убийца забрал с собой ее одежду, а что именно он с ней потом сделал. Ведь у него уже были трофеи — пальцы женщины. Неужели он сжег ее одежду? Или где-то закопал?

Ему вспомнился Артур Джон Шоукросс, совершенно больной на голову молокосос. Если, конечно, такой вообще когда-то существовал в действительности. Он убил достаточное количество людей в северной части штата Нью-Йорк. Так вот, этот подонок аккуратно складывал одежду жертвы и оставлял ее рядом с трупом. Иногда он заставлял это делать саму жертву. Наверное, бедные женщины в такой момент надеялись, что потом им все же представится возможность снова одеться, пока они не перечат преступнику и исполняют все его приказы. Скорее всего они становились при этом более покладистыми, полагая, что у них остается шанс выжить.

А о чем думала эта Джейн Доу? Добровольно ли она разделась и отложила в сторону свои наряды, наивно рассчитывая на то, что после изнасилования все же выживет?

И еще эти кровоподтеки у нее на руках… Нет. Только не Джейн. Джейн отчаянно сопротивлялась, она сражалась за свою жизнь. И Джаз это знал.

— Причин много, — рассказывал он Хоуви, когда они ходили по моргу и уже в который раз проверяли, не оставили ли после себя следов и улик. — Может быть, чтобы сбить с толку полицию и заставить их действовать медленнее. Может быть, он таким образом хотел унизить ее. Может, он ее ненавидел. Может, она сама презирала его или была похожа на ту девчонку, которая его отвергла, и это стало как бы его местью. Или, может, он действительно хотел что-то совершить с ней, но у него ничего не получилось. Не встало, короче говоря, и он решил оставить ее в смятении, что ли, таким вот странным образом.

— Да, это разумно. — Хоуви помолчал и добавил: — Вернее, этот тип совсем разума лишился.

— Вот именно. Но скорее всего он просто не хотел оставлять улик. Ты только посмотри на свою одежду — сколько тут всяких складок, швов. Все это может собрать огромное число самых разных улик. И хотя на первый взгляд тебе кажется, что одежда идеально чистая, это совсем не так. В нее могут забиться, например, волоски. А ты знаешь, что, например, с твоей головы каждый час выпадает три или четыре волосинки. А это ого-го какая улика!

Хоуви испуганно прижал к макушке ладонь, словно хотел удержать на месте волосы.

— Из-за этого твой папа иногда и брился наголо?

— Да. И кроме того, он считал, что так он выглядит круто.

— Извините за беспокойство, — вдруг раздался незнакомый голос. Хоуви завизжал, совсем как девчонка, и даже Джаз вздрогнул от неожиданности.

Дежурный полицейский! Но неужели прошел целый час? Не может быть…

В дверях стоял самый настоящий полицейский, один из помощников шерифа, которого Джаз однажды видел. Он присутствовал на месте преступления. Полицейский преградил мальчишкам путь, став в проеме единственной двери в морге, многозначительно положив руку на кобуру своего пистолета. Вид у него был решительный.

Джаз и Хоуви сидели в коридоре похоронного бюро на небольшой скамеечке, прикованные друг к другу наручниками. Они оказались очень тугими, и Хоуви понапрасну тут же поведал полицейскому все подробности о своей гемофилии. У него на руке уже образовался кровоподтек, но парнишка, поняв всю бесполезность борьбы, решил стоически выдерживать все эти неудобства.

— Меня мама убьет, — пропищал он. — Я серьезно говорю. Она только увидит мою руку и сразу начнет: «Откуда это у тебя?» И тогда мне придется все ей рассказать. И то, что ты меня уговорил прийти сюда, а она потом…

Джаз, перестав слушать его, принялся наблюдать за помощником шерифа, который рыскал по моргу и был почти не виден. Он должен был убедиться лично, что тут ничего не испорчено и не пропало. Он уже отобрал у ребят копию полицейского отчета, но этого ему показалось недостаточно.

И как только Джаз мог забыть про этого типа? Почему он недооценил его? Там, на поле, он казался каким-то суетливым и нервным. Теперь — совсем другое дело. Он же…