Грег Кайзер - Полночная чума

— Две недели, — Волленштейн, подобно утопающему, был готов ухватиться за любую соломинку.

Гиммлер покачал головой.

— Дайте тогда хотя бы неделю. Всего неделю, — Волленштейн был готов на любые уступки. Он даже затаил дыхание, ожидая, что скажет в ответ рейхсфюрер. Ведь это же его проект! Его эксперимент! Его детище, черт побери. Он уже нашел необходимый ему механизм для опыления полей, который производили в Силезии. Он два года трудился не покладая рук, можно сказать — вложил в это дело душу. И что он теперь имеет? Какая награда положена ему за его труды? Никакая? Но ведь это же несправедливо!

— Неделю, но только не полную, — ответил Гиммлер. — Даю вам пять дней. До среды. Если не ошибаюсь, это у нас будет седьмое число.

— Нет-нет, рейхсфюрер, послушайте меня, — снова попытался перетянуть одеяло на себя Каммлер. — Допустим, он побрызгает на англичан этой дрянью. Они же сумеют сдержать ее распространение и даже найдут способ противостоять ей. Более того, нанесут ответный удар. Нет-нет, мы должны обрушить на них всю мощь наших ракет. Сразу всех. Только это позволит нам…

— Всего несколько дней, Ганс. Всего пять, — успокоил его Гиммлер.

И Волленштейн понял: он недооценивал Печника. Каммлер не только рассчитывал наложить лапу на его бациллы, чтобы нашпиговать ими свои ракеты, он мечтал получить их в свое полное распоряжение. Это он убедил Гиммлера в том, что лабораторию в целях безопасности нужно перевести в вырытые им тоннели. Волленштейн не сомневался: стоит ему переехать в Тюрингию, как он тотчас окажется на вторых ролях.

— Завтра погода изменится. Самое позднее, послезавтра. Так говорят прогнозы синоптиков, — продолжил тем временем Гиммлер. — Так что никакого вторжения не будет. Каммлер, ничего не случится, если мы дадим ему несколько дней. Тем более что ваши ракеты тоже еще не готовы. Муравьи Геринга трудятся отнюдь не с тем усердием, какое вы мне обещали. И если герр доктор сможет довести до конца свои опыты с опылением, мы, так и быть, посыплем головы англичан еще до того, как те нанесут нам удар, и таким образом предотвратим высадку. Думаю, это стоит того, чтобы дать герру доктору еще пять дней.

Каммлер вытащил из пачки очередную омерзительную сигарету. Дрогнуло пламя зажигалки, кончик сигареты расцвел в темноте алой точкой. Потянуло дымом.

— Я выражаю свое несогласие, — заявил он Гиммлеру. — Но вы как хотите. — С этими словами Каммлер сделал затяжку, после чего выпустил струю дыма в сторону Волленштейна. — Но только до среды. И Адлер должен остаться. Потому что меры безопасности здесь никуда не годные. По идее, между зданиями должны дежурить часовые. За этими «могильщиками» нужен глаз да глаз, причем круглые сутки, — заявил Каммлер, указывая зажженной сигаретой на каменное здание, в котором хранились готовые к применению боеголовки. — Да эти ваши маки при желании могут нагрянуть сюда в любое удобное для них время.

— За все время здесь не было ни единого случая, — возразил Волленштейн, умолчав, правда, про пропавших евреев, тем более что, с точки зрения формальной логики, пропажа имела место отнюдь не на его ферме.

— И тем не менее я настаиваю на том, чтобы гауптштурмфюрер остался здесь. Вдруг понадобится помощь, — произнес Каммлер и кивнул жирному сотруднику СД, который в этот момент продолжал попыхивать своей вонючей сигарой.

Помощь. Как же! «Чтобы следить за мной», — подумал Волленштейн.

— Прекрасная мысль! — согласился Гиммлер. Еще бы! Ведь Адлер был из СД, его личной службы безопасности. Можно сказать, любимчик из любимчиков! Уж если Гиммлер кому и доверял, то только СД.

— Рейхсфюрер, скажите ему остальное, — произнес Каммлер. Он стоял почти вплотную к Волленштейну, и тот не знал, куда деваться от отвратительной смеси запахов — табачного дыма и чеснока.

— Это уже сложнее, — ответил Гиммлер и еще плотнее запахнул пальто. — Доктор, в этом жутком месте вы сотворили чудеса. Но в этих условиях мы не сможем произвести этих ваших «могильщиков» в большом количестве. Кроме того, ваш гений — это не гений администратора.

И тогда до Волленштейна дошло: «Каммлер задумал украсть у меня мое детище! Он решил прибрать его к рукам»!

— Неправда, — возразил он. — Все, что вы здесь видите, существует лишь благодаря мне.

— Ваш талант лежит в иной области, а отнюдь не в том, чтобы следить за производством, — изрек Гиммлер. — Я найду для вас другое занятие.

— Но вы не можете отнять у меня мою лабораторию! Я проработал… Я отдал ей годы! Я не позволю вам ее у меня украсть! — воскликнул в бешенстве Волленштейн.

— У меня и в мыслях нет что-то у вас красть, — едва слышно возразил Гиммлер, как бы противопоставляя свой шепот крику собеседника. — Начнем с того, что эта лаборатория не ваша.

— Неправда, — произнес Волленштейн, на этот раз убитым тоном. — Она моя.

— Здесь все принадлежит фюреру, — ответил Гиммлер. — И таково мое желание.

— Прошу вас, не отнимайте ее у меня!

— Извините, доктор, но это уже решенный вопрос.

Волленштейн схватил Гиммлера за рукав. И тотчас понял, что совершил ошибку.

— Не прикасайтесь ко мне, герр доктор. Слышите! Не смейте этого делать! — воскликнул Гиммлер и брезгливо отшатнулся от него. — Не хватало еще, чтобы эти ваши «могильщики» перепрыгнули на меня.

— Письмо, рейхсфюрер, — напомнил Каммлер.

— Я хочу, чтобы вы вернули мне письмо, — сказал Гиммлер Волленштейну.

— Письмо?

— Потому что в противном случае вы можете не устоять перед соблазном и совершите какую-нибудь глупость, — пояснил Гиммлер. — Итак, письмо. Прошу вас, верните его.

Волленштейн нехотя сунул руку в карман мундира и, вытащив кожаный бумажник, который всегда держал при себе, извлек из него тонкий листок бумаги. Прочесть, что на нем написано, в темноте было невозможно. С другой стороны, он уже давно выучил его содержание наизусть. Вверху посередине красовались, невидимые глазу сейчас, выдавленные в бумаге орел и свастика. Волленштейн нащупал их пальцем. Под орлом было напечатано одно-единственное предложение: «Оказывать штурмбаннфюреру доктору Волленштейну всяческое содействие».

Ниже подпись, с легким наклоном вправо, линия под ней, наоборот, тянется влево. Еще ниже отпечатано на машинке: Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС, имперский министр внутренних дел.

Гиммлер вырвал письмо из рук Волленштейна, затем пальцем поманил Каммлера. Тот вытащил из кармана зажигалку, чиркнул ею и поднес язычок пламени к уголку листка бумаги. Рейхсфюрер наклонил листок, чтобы пламя могло вскарабкаться выше, и, когда огонь подобрался к его пальцам, уронил листок в траву.

— Так будет лучше, — сказал он и, посмотрев себе под ноги, втоптал сожженный лист в землю. — Итак, пять дней, — подвел он итог, поднимая глаза. — После чего мы переводим вашу лабораторию в Миттельверк, где она будет находиться под зорким оком обергруппенфюрера.