Грег Кайзер - Самая долгая ночь

Маус вновь посмотрел на ее перепачканную кровью руку.

Река повернула в замке ключ, открыла дверь и вышла из комнаты. Еще миг, и дверь с громким стуком захлопнулась за ней.

Река привалилась к оклеенной обоями стене коридора и закрыла глаза. Сердце гулко стучало в груди.

Она заглянула в обезумевшие глаза Аннье и увидела в них нечто такое, чего не ожидала увидеть, страх. Аннье ее боялась. Но она не стала придавать этому особого значения.

Родителей уже не было в живых. Возможно, и Давида тоже. Тысячи имен прозвучали во время переклички на плацу в Вестерборке, и всех до одного уже нет в живых. И если чтобы положить этому конец требуется жестокость, так тому и быть.

Но почему именно я? В конце концов профессиональный убийца среди нас — Леонард. Я же, по идее, должна заниматься живописью, я должна влюбляться и любить.

Ей хотелось быть сильной, главным образом, для себя самой, и еще ради родителей, а еще немного — ради Леонарда. Но в тот день на Мейденстраат она не смогла даже швырнуть гранату в машину НСБ. Вместо нее это сделал Геррит, за что и поплатился жизнью.

— Прошу тебя, мама, помоги мне, — прошептала Река, мечтая, чтобы кто-то подсказал ей, что делать дальше.

Пятница, 23 апреля 1943 года.

— Больше ничего, герр гауптштурмфюрер, но я не прекращаю поисков, — доложил сотрудник крипо Мункхарт.

Пройсс положил трубку и потер лоб. Кожа под кончиками пальцев казалась шершавой.

Он посмотрел на тонкую папку с бумагами — это все, что они нашли ценного в магазине на Линденстраат. Больше там брать было нечего. Владелец магазина явно предпринял меры предосторожности или просто испугался. Или и то и другое одновременно. Из бумаг было непонятно, кто он такой.

Пройсс велел своим людям вытащить мать Аннье Виссер из ее дома на Ван Бреетстраат, однако всю дорогу до Ойтерпестраат, где ее бросили в камеру, она кричала, что ничего не знает. Затем он дал задание своим людям стучать во все двери на Линденстраат, чтобы выяснить, кто владелец магазина, но его люди вернулись ни с чем. Тогда он послал их назад, но уже с другой установкой к действию, приказав проявить хорошие манеры и даже пообещать вознаграждение — двести гульденов и пять пачек сигарет тому, кто сообщит нужную им информацию. На этот раз его люди по крайней мере вернулись с именем владельца — Хенрик Кейнинг.

Однако никто не знал, где этот самый Кейнинг живет. В списках евреев гестапо такого имени тоже не оказалось, и когда Пройсс позвонил в управление крипо на Марниксстраат, чтобы дать полицейским задание просмотреть их картотеку, в ответ он услышал отговорку — мол, у них и без того не хватает людей, не говоря уже о том, чтобы кому-то копаться в картотеке. И Пройсс был вынужден отправить на Марниксстраат собственного подчиненного, откомандированного ему в помощь сотрудника крипо Мункхарта, того самого толстошеего полицейского, который перевел ему сделанную дерьмом надпись в подвале дома, чтобы он изучил содержимое личных дел.

Мункхарт сумел откопать данные по Хенрику Кейнингу, который якобы жил при магазине на Линденстраат, однако, судя по всему, больше о нем ничего не было известно. По всей видимости, Кейнинг пользуется фальшивым удостоверением личности, живет по поддельным документам. Члены движения Сопротивления изготавливали эти фальшивки целыми партиями. Пройсс насмотрелся на эти бумажки, в огромных количествах извлекаемые из карманов евреев.

Он вновь взял телефонную трубку, затем подумал и положил на место, но тотчас передумал и вновь потянулся к аппарату. В следующий миг в трубке раздался щелчок коммутатора.

— Соедините меня с штурмбаннфюрером Цёпфом, — приказал он телефонистке.

С того самого момента, когда евреи ускользнули из-под его носа в магазине на Линденстраат, он боролся с искушением. Ему хотелось позвонить Цёпфу и рассказать ему свой секрет. Да, рассказать, но как? Что он ему сообщит? Что, мол, я раскрыл заговор, что заговорщики намеревались угнать поезд с моими евреями, но, прошу меня извинить, штурмбаннфюрер, они как песок, утекли между моих пальцев. И поскольку я провел слишком много времени, выслеживая их, то теперь мне ни за что не выполнить квоту за этот месяц? Да и за следующий тоже? Пройсс покачал головой и сказал:

— Отмените соединение.

С этими словами он положил трубку на место.

Когда же он поднял взгляд, рядом уже стоял Гискес. От неожиданности Пройсс поежился. Офицер абвера был в форме. На сером мундире — продетая в петлицу ленточка Железного креста второго класса, на левом кармане — лента медали за Зимнюю кампанию. Пройсс потянулся за сигаретой, закурил, вдохнул дым и жестом пригласил Гискеса сесть на свободный стул.

Однако Гискес садиться не стал. Вместо этого снял фуражку, пригладил седые волосы, после чего бросил головной убор Пройссу на стол. Фуражка приземлилась на раскрытый скоросшиватель.

— У меня известия от нашего голландского друга, — произнес он, — Йоопа ван дер Верфа. Надеюсь, вы его помните?

Пройсс ответил не сразу, мысленно воспроизведя в уме звук стального прута.

— Он кое-что сказал. Похоже, что наши с вами диверсанты охотятся за поездом. За каким поездом они могут охотиться, Пройсс? — Гискес сложил на груди руки.

Он все знает, подумал Пройсс, просто хочет, чтобы я сказал это первым.

— И что еще сказал вам ван дер Верф?

Гискес пожал плечами.

— Больше ничего. Похоже, ему больше надеяться не на что. Или он расскажет нам все или… — Пройсс представил себе крики маленького голландца, доносящиеся из подполья. — Так что это за поезд? — тем временем повторил свой вопрос Гискес.

Пройсс посмотрел на часы — одиннадцать утра — и подумал о том, как в эти мгновения выглядит утренняя Вена. После чего загасил в пепельнице недокуренный «Нил».

— Товарняк. Вот что, по словам голландца, они намереваются угнать. Товарняк, полный моих евреев. Разве он не это вам сказал?

Гискес покачал головой.

— Нет, голландец ничего не сказал о том, что это товарняк. Просто упомянул поезд, вот и все. Я так решил лишь потому, что все это так или иначе связано с евреями, верно ведь? — на его губах заиграла легкая улыбка.

— Прекратите, — раздраженно бросил ему Пройсс. Было понятно, что Гискес нарочно его подзуживает.

Улыбки абверовца как не бывало.

— И где же теперь эта ваша девица, Пройсс? Ведь явно не в магазине на Линденстраат. Кто-то перевернул это место вверх дном.

— Линденстраат. Вы на что намекаете? — спросил Пройсс, пытаясь не выдать удивления.

— Мы ведь с вами договорились. Вы должны были позвонить мне, если что-то обнаружите. Насколько я понимаю, у нас с вами был именно такой уговор, — произнес Гискес и сделал каменное лицо.