Дэвид Балдаччи - Невиновен (в сокращении)

— Вы вот тоже пришли, — возразил он.

— Я — не заниматься.

— Тогда зачем же?

— На работе выдался тяжелый день. Хочу остыть.

Он оглядел довольно тесное, плохо освещенное помещение. Пахло потом и плесенью.

— Для остывания есть места и получше этого, — сказал он.

— Я не ожидала, что здесь будет кто-то еще, — ответила она.

— Разве что я, да? Ваши же слова, что я один пользуюсь этим залом.

— Я так сказала, потому что увидела вас сейчас. Раньше я вас здесь не видела, да и вообще никого не видела.

Он знал ответ, но все же спросил:

— Значит, на работе тяжелый день. Где же вы работаете?

— В Белом доме. А вы?

— Занимаюсь инвестициями.

Она поднялась и сказала:

— Энни. Энни Ламберт.

Они пожали друг другу руки. Пальцы у нее были длинные, гибкие.

— А у вас есть имя? — спросила она.

— Уилл Роби. Может быть, как-нибудь сходим куда-нибудь выпить? — Роби не понимал, каким образом с губ его слетели эти слова.

— Что ж, — спокойно сказала она. — Заманчиво.

— Спокойной ночи, — сказал Роби. — Остывайте.

Он закрыл за собой дверь и на лифте поднялся на свой этаж. И немедленно сделал телефонный звонок. Обо всех таких контактах следовало докладывать. Роби не считал, что Энни Ламберт вызывает какое-либо беспокойство, но правила были четкие и недвусмысленные. Зачастую дружелюбно настроенные люди представляют собой потенциальную угрозу.

Я живу в совершенно ненормальном мире. Но нет такого правила в уставе агентства, которое запрещало бы с кем-нибудь выпить.

Он вышел из дома и перешел улицу. Из высотного здания на противоположной стороне его дом просматривался великолепно. Роби вынул из кармана ключ от квартиры на пятом этаже. В углу передней там стояло оптическое устройство для наблюдения из числа самых новых, самых современных. Роби включил его и направил на свой дом.

Вот его лестничная площадка, на ней три двери. Свет включен. Вот открывается дверь квартиры Энни Ламберт. Она заходит в кухню, открывает холодильник, вынимает банку диетической кока-колы. Идет по коридору дальше. Перед тем как уйти в спальню, стаскивает джинсы и бросает их в корзину для грязного белья.

Роби выключил устройство для наблюдения. Эта штука стоит почти пятьдесят тысяч, и нечего ею пользоваться для жалкого подглядывания.

Он вернулся домой, принял душ, надел чистую одежду. Взял оружие. Пора идти работать.

Еще одна приемная семья, в которой она не хочет оставаться. Сколько их уже было? Пять? Шесть? Десять?

Она послушала, как внизу женщина и мужчина орут друг на друга. Ее опекуны. Это уже не шутки, думала она. Это преступление. Дети проходят через их дом чередой, и всех они превращают в воров-карманников и распространителей наркотиков.

Но сегодня она проводит в этом доме последний вечер. В спальне вместе с ней было еще двое детей, младше ее, и ей боязно было оставлять их.

Она посадила их на кровать.

— Я сообщу службе опеки, что здесь происходит. Понятно? И вас заберут отсюда. Скоро.

— А ты не можешь взять нас с собой, Джули? — со слезами в голосе сказала девочка.

— Не могу, хотя очень хотела бы. Но отсюда я вас вытащу, обещаю.

Мальчик сказал:

— Тебе не поверят.

— Поверят. У меня есть доказательства.

Она обняла их, открыла окно, вылезла и убежала в темноту. Я иду домой.

Дом был даже меньше, чем тот, из которого она сбежала. Она ехала на метро, потом на автобусе, потом шла пешком. По пути поднялась по ступенькам какого-то государственного учреждения и бросила в почтовый ящик письмо, адресованное женщине, которая занималась распределением детей по опекунам. Это была милая женщина, она хотела как лучше, но слишком уж много у нее было детей, которые никому не нужны. В конверт было вложено фото, на котором ее опекуны сидели на диване с отупевшими лицами, отчетливо были видны трубки с крэком и кучки таблеток перед ними. Если это не поможет, подумала она, то ничего уже не поможет.

Она добралась до дома через час. Открыла заднюю дверь ключом, который хранила в ботинке. Щелкнула выключателем, но свет не загорелся. Это ее не удивило. Значит, счет за электричество не оплачен. В окна лился лунный свет, и она поднялась в свою комнату на втором этаже.

Комната не изменилась. Гитара, нотные листы, книги, журналы, одежда — все валялось в беспорядке. Она решила родители не убрали ее комнату, потому что знали: она вернется.

Для большинства людей ее родители были просто жалкие неудачники и наркоманы. Но это ведь ее родители. Они любят ее. И она их любит. Она хочет о них заботиться. В свои четырнадцать лет она сама себе была и мама, и папа. Но это ничего. К тому же сейчас стало получше. Отец работает грузчиком, а мама — официанткой. Да, это правда, ее родители — бывшие наркоманы, но каждый день они встают и идут на работу. Именно из-за наркотиков городские власти сочли, что они не могут должным образом заботиться о ней.

Но это все в прошлом. Теперь она вернулась домой.

Она дотронулась до записки от мамы, присланной ей в школу. Родители решили переехать и начать новую жизнь, они хотели, чтобы их единственный ребенок был с ними. Джули давно так не волновалась. Она еще раз перечитала записку. Единственное, что ее беспокоило, это изложенный мамой запасной план, на случай, если родителям не удастся встретиться со своей дочерью. В конверт были вложены деньги — если придется воспользоваться запасным планом. Но сейчас-то уже понятно, что родители с ней встретятся.

Она начала собирать свои вещи — и вдруг перестала. Она услышала шум. Должно быть, родители пришли домой.

Потом она услышала такое, что вытеснило все остальные мысли. Мужской голос. Недовольный. Он спрашивал отца, что ему известно. Что ему рассказали.

Отец стонал, словно его били. Мать просила этого мужчину оставить их в покое.

Джули, дрожа, на цыпочках стала спускаться по лестнице. У нее не было мобильного телефона, чтобы позвонить в полицию.

Услышав выстрел, она побежала вниз. И увидела, что отец сползает по стене. Мужчина направлял на него пистолет, а по груди у него расплывалось темное пятно. Он упал на пол.

Тут мужчина увидел ее. И перевел пистолет на нее.

— Нет! — вскрикнула мама. — Она ничего не знает. — И она ударила его под коленки, и он упал, а пистолет отлетел в сторону.

— Беги, детка, беги! — крикнула ей мама.

— Мама, что про…

— Беги! Быстрее! — снова закричала мама.

Она рванула вверх по лестнице, а мужчина тем временем встал на ноги и с сокрушительной силой ударил маму по голове. Она схватила рюкзачок, подбежала к окну и вылезла так быстро, что руки разжались и последние шесть футов она падала. Поднялась, побежала прочь, а из дома донесся звук второго выстрела.

Когда стрелявший вышел из дома, девочки не было видно. Он остановился, прислушался. Услышал отдаленный топот. И не торопясь пошел на запад.