Дэн Уэллс - Необитаемый город

Как поступить? Просто бежать? Или сначала попытаться выяснить что-нибудь?

Здесь что-то происходит. Это очевидно. Если сбегу, то смогу скрыться. А если проявлю достаточно ловкости, то есть шанс исчезнуть совсем и никогда не попасть сюда снова. Может, удастся найти ферму где-нибудь вдали от сотовых телефонов, телевизоров и всего остального, с помощью чего меня сумеют обнаружить. Но вот вопрос: что, если я не единственный, кого безликие пытаются найти? Столь масштабный План, столь всеохватный заговор — он никак не может быть сосредоточен исключительно на мне. Уж не настолько я важен — в этом отношении Ванек прав. Они, вероятно, замышляют что-то более крупное, и что бы это ни было, ключ находится здесь, в больнице города Пауэлла. Если удастся выяснить, что это такое, то, может быть, и найдется способ их остановить.

Щелк, щелк, щелк, щелк. Я снова потерял контроль над челюстью. Заглядываю за угол и чувствую укол страха — передо мной кафетерий, гудящий множеством ламп дневного света, холодильников, торговых автоматов, микроволновок. Прячусь, прислоняюсь к стене, тяжело дышу и киваю. Куда идти?

Вперед нельзя. Даже если на меня не обратят внимания два врача, болтающие за столом, то засекут электронные приборы — безликие люди узнают, что я здесь, стоит мне только выйти из-за угла. Поворачиваю назад и тихо иду по коридору, читая таблички с фамилиями на дверях кабинетов: Скарстедт, Бейзингер, Зобелл. Дохожу до поворота в закрытое крыло и останавливаюсь. Слушаю.

— Клянусь, я слышала щелчок замка.

— Но здесь, кроме нас, никого нет.

Голоса мне незнакомы. Выглядываю из-за угла, изо всех сил сжимая челюсти. Та самая плотного сложения женщина стоит у дверей сестринской, разговаривая с облаченным в черное охранником. В мою сторону они не смотрят.

— Может, уборщик?

— Он знает, что нужно доложить мне.

Иду на риск — бесшумно пробегаю мимо. Дверей с этой стороны больше. В конце темнота, — вероятно, там лестница.

— Постой, что это было?

— Объявляю тревогу. Здесь что-то происходит.

Дверь за спиной щелкает — кто-то выходит наружу, а я мчусь дальше: Ольсон, Лейтон, Литтл. Ныряю в темный кабинет доктора Литтла, крепко прижимая руку. Голова мотается с такой силой, что я толком ничего не вижу. Приседаю, приваливаюсь к стене. Мимо по коридору пробегает охранник. Те же самые тяжелые шаги, что я слышу каждую ночь. В отчаянии оглядываю кабинет — мне необходимо найти что-нибудь, чтобы бежать…

Повсюду фотографии — на стенах, на столе, на полу. Снимки слишком тусклые, разобрать, кто на них, невозможно. Глаза фокусируются, зрачки расширяются, приспосабливаясь к темноте; постепенно понимаю, что нахожусь в окружении лиц. Нет, не лиц — голов. Подавляю рвущийся из груди крик ужаса: все это трупы, изуродованные и окровавленные; лица содраны. Отшатываюсь, упираюсь спиной в стену, тяжело дышу от ужаса. Они повсюду.

Информация — я здесь ради информации. Возвращаюсь к столу. Челюсти сжаты; обхватываю себя руками. Смотрю на фотографии. На каждой дата: два месяца назад, три месяца назад. Один месяц. Десять жертв, как и говорила Келли. Началось все более полугода назад и закончилось — прервалось до поры? — во время моего двухнедельного отсутствия. Смотрю на последнее фото: человек в коричневом комбинезоне, по виду уборщик. На бедже написано: «Брэндон Вудс. „Химком индастриал кемикалз“». Как и говорил фэбээровец. Лицо страшно изуродовано: исколото ножом или измолото молотком. Или… Я даже не хочу думать о том, чем это сделано. Подпись: июнь, 27-е. Как раз посреди потерянных двух недель.

Слышу голоса снаружи, но внутрь никто не заглядывает. Дверь по-прежнему приоткрыта, но я не закрываю ее, прячусь за шкафом с папками. Моя история болезни тоже, наверное, здесь. Дожидаюсь, когда стихнут голоса, и медленно нажимаю кнопку на третьем ящике: от «Н» до «Ш». Просматриваю папки, нахожу свою, изучаю записи.

Моя дозировка локсапина не работает и должна быть увеличена.

Противлюсь лечению, но недавно присоединился к группе, проходящей социальную терапию.

Склонен к насилию. Требуется пристальное наблюдение.

В конце страницы незаконченная запись диагноза, поставленного доктором Литтлом:

Майкл Шипман проходил лечение по поводу общего тревожного невроза в прошлом году, состояние считалось устойчивым, выписан в начале июля, прописан прием клоназепама. В ходе лечения и наблюдений признаков активных иллюзий не выявлено. Хотя его шизофрения, вероятно, проявилась гораздо раньше, мы полагаем, что острая фаза началась только в ноябре, что подтверждается опросом отца и работодателя…

Прекращаю читать. Ноябрь был восемь месяцев назад, примерно в это время я перестал ходить на психотерапию. Тогда же прекратил принимать клоназепам.

Тогда же начались убийства.

— Не двигаться! — В кабинет врывается охранник, заполняя собой дверной проем.

Его тазер направлен мне в лицо. Отхожу в сторону и поднимаю руки. Как только отпускаю правую руку, она начинает мотаться, сгибается и подергивается. Охранник нажимает на спусковой крючок.

Мышцы отказывают. Некоторые сжимаются в твердые комки, другие становятся дряблыми, превращаются в кисель. В вихре бумаг и книг падаю и обо что-то ударяюсь.

— Это больной! Кажется, из четыреста четвертой палаты. Черт возьми!

Рука снова подергивается, описывает круг. Пытаюсь сориентироваться, но глаза никак не могут приспособиться к свету. Из-за слишком сильного удара электричеством я не в состоянии отличить пол от потолка. Кажется, тело перестало мне подчиняться.

— Он все еще двигается!

— Вы его оглушили? — Второй голос мягче, женственнее, исполнен тревоги. Шона. С трудом поворачиваю голову на пару дюймов. — Что случилось?

— Он бросился на меня из темноты, я даже не разглядел его!

— Как он сюда попал?

Пытаюсь говорить, но в результате хриплю что-то невнятное. Едва приподнимаюсь, как почти тут же кто-то хватает меня и обездвиживает.

— Позвоните доктору Литтлу. Скажите, что один из его пациентов проник к нему в кабинет. — Раздаются шаги, дребезжит телефон.

Язык начинает шевелиться, в голове проясняется.

— Мне нужно…

— Спокойно, приятель, — произносит охранник. — Как ноги? Идти можешь?

— Мне нужно выбраться отсюда.

Щелк, щелк, щелк, щелк. Снова мои зубы.

— Отвечай на вопрос: идти в состоянии? Можем мы подняться?

— Здравствуйте, доктор Литтл, — говорит Шона. — Извините, что беспокою в такое время, но у нас проблема. — Охранник ставит меня на колени, ждет, когда я сориентируюсь, потом поднимает на ноги. — Один из пациентов из закрытой зоны сумел бежать. Нет, далеко он не ушел. Направился прямиком в ваш кабинет. Это Майкл Шипман.