Джон Сэндфорд - Жертва разума

John Sandford

Mind Prey

Copyright © John Sandford, 1995

© Гольдич В., Оганесова И., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Ближе к вечеру началась гроза, и плотные серые тучи повисли над озером, точно свернутые в шарики носки, высыпавшиеся из корзины для грязного белья. Холодный ветер срывал листья с вязов, дубов и кленов, которые росли на берегу, и белые флоксы и черноглазые гибискусы склоняли перед ним свои головки.

Лето подходило к концу, как-то слишком быстро.

Джон Мэйл шел по плавучему доку «Проката лодок Ирва», окутанному вонью бензина, дохлой, высохшей на воздухе мелкой рыбы и водорослей, а за ним, засунув руки в карманы потрепанных габардиновых брюк, тащился старик хозяин. Мэйл не имел ни малейшего представления о старых устройствах – дросселях [1], грушах для подкачки топлива, карбюраторах и прочих штуках. Он прекрасно разбирался в диодах и резисторах, сильных сторонах одного чипа и недостатках другого. Но в Миннесоте знания о лодках и обо всем, что с ними связано, – часть генетического наследия, и он без проблем сумел взять напрокат у Ирва четырнадцатифутовый [2]«Лунд» с подвесным мотором «Джонсон 9.9». Причем ему хватило водительских прав и банкноты в двадцать долларов.

Мэйл забрался в лодку, смахнул ладонью воду со скамейки и сел. Ирв, опустившись на корточки рядом, показал, как завести и заглушить мотор, как управлять лодкой и прибавить скорость. Урок занял тридцать секунд, после чего Джон, прихватив с собой дешевую удочку с катушкой и пустой красный ящик из пластмассы, предназначенный для снастей, отплыл от берега озера Миннетонка.

– Возвращайся дотемна! – крикнул ему вслед Ирв.

Седовласый старик стоял на пристани и смотрел вслед отплывающей лодке.

Когда Мэйл вышел из плавучего дока, небо у него над головой было ясным, а воздух прозрачным и летним, хотя на западе что-то происходило, и он подумал, что приближается гроза, которая пока прячется за деревьями. Впрочем, это не имело значения – всего лишь впечатление.

Он проплыл три мили [3]вдоль берега на северо-восток. Вокруг озера, так плотно, что казалось, будто они касаются друг друга локтями, выстроились большие дома из камня и кирпича, стоимостью в несколько миллионов долларов каждый, с ухоженными лужайками, сбегающими к воде. Их украшали похожие на почтовые марки клумбы с цветами, над которыми потрудились профессионалы, а от них в разные стороны разбегались дорожки из крупной гальки. В траве сидели каменные лебеди и утки.

С воды все выглядело совсем иначе. Мэйл решил, что он забрался слишком далеко, но так и не нашел нужный ему особняк. Он остановился и поплыл назад, затем сделал круг. Наконец, намного севернее, чем предполагал, он заметил диковинный дом, похожий на башню, – местную достопримечательность. А дальше по берегу, один-два-три, да, вот он: камень, стекло и кедр, красная черепица и едва различимые за скатом крыши верхушки голубых елей, выстроившихся вдоль улицы. Клумба с пышными красными, белыми и голубыми петуниями патриотично украшала стену из плитняка на лужайке, сбегавшей к озеру. Рядом с плавучим доком в судоподъемнике стоял открытый катер.

Мэйл заглушил мотор, и через некоторое время лодка замерла на воде. Гроза еще пряталась за деревьями, и ветер начал стихать. Он взял удочку, отмотал леску и забросил ее в воду, без крючка и грузила. Она плавала на поверхности, но его это не беспокоило – со стороны казалось, будто он ловит рыбу.

Опустившись на жесткую скамью, Джон сгорбился и принялся наблюдать за домом. Однако там ничего не происходило, и через несколько минут он начал фантазировать.

Мэйл отлично умел это делать и в определенном смысле был настоящим мастером. Когда-то его запирали в качестве наказания, отбирали книги, запрещали играть и смотреть телевизор. Они знали, что он страдал от клаустрофобии – это являлось частью наказания, – и тогда, чтобы не сойти с ума, он сбегал в мир фантазий, садился на кровати, поворачивался лицом к голой стене и смотрел собственные фильмы, наполненные сексом и огнем.

Энди Манетт была звездой в его ранних придуманных фильмах; потом стала появляться в них все реже и реже, а в последние два года и вовсе пропала. Он почти ее забыл. Но однажды Мэйл услышал призыв, и она вернулась.

Энди Манетт. Ее духи́ могли оживить мертвеца. Высокая, стройная, с тонкой талией и большой белой грудью, с удивительно изящной шеей, если смотреть на нее сзади, когда она укладывала свои темные волосы в высокую прическу, открывавшую маленькие ушки.

Мэйл уставился на воду, широко раскрыв глаза и выпустив из рук удочку, которая свисала с борта лодки. Энди шла по темной комнате, направляясь к нему и сбрасывая на ходу шелковый халатик. Он улыбнулся. Прикоснувшись к ней, почувствовал, какое у нее теплое, бархатное, безупречное тело. Джон ощущал его кончиками пальцев.

– Сделай это, – говорил он громко, не выдерживал и начинал хихикать. – Вот тут, внизу, – добавлял он.

Мэйл просидел час, потом еще один, время от времени что-то произнося вслух, потом вздохнул, вздрогнул и, вернувшись в реальность, увидел, что мир вокруг изменился.

Небо стало серым, сердитым, со всех сторон наступали нависавшие низко над землей тучи. Ветер набрасывался на лодку, и тонкая леска трепетала на поверхности воды.

Пора.

Мэйл потянулся назад, чтобы завести мотор, и увидел ее.

Она стояла у окна эркера в белом платье – хотя она находилась от него в трехстах ярдах, он узнал фигуру и неповторимую, наполненную вниманием и наблюдательностью неподвижность. Он чувствовал ее взгляд. Энди Манетт была ясновидящей. Она могла проникнуть в его мысли и произносила слова, которые он пытался скрыть.

Джон Мэйл отвернулся, чтобы защититься от нее.

Чтобы она не узнала, что он идет за ней.

Энди Манетт стояла в эркере и смотрела, как дождь наступает на дом со стороны озера, а следом за ним подбирается мрак. На краю лужайки, сбегавшей к воде, ветер трепал высокие головки флоксов. К выходным они уже отцветут. А чуть дальше она увидела одинокого рыбака в лодке с оранжевым носом, взятой напрокат у Ирва. Он сидел на одном месте с пяти часов, и, как ей показалось, без особого результата. Энди могла бы сказать ему, что на дне здесь по большей части лишенный жизни ил и что сама она ни разу ничего не поймала с пристани.

В тот момент, когда она на него посмотрела, он повернулся, чтобы завести мотор. Энди всю жизнь имела дело с лодками, и то, как рыбак двигался, подсказало ей, что он не умеет обращаться с подвесными моторами – не знает, как нужно сесть и одновременно его запустить.

Когда он повернулся, Энди почувствовала его взгляд и подумала, удивив саму себя, что знает этого человека. Впрочем, он находился так далеко, что она даже не различала лица. И тем не менее все вместе – голова, глаза, плечи, движения – показалось ей знакомым…