Питер Страуб - Коко

Теперь Коко стоял на углу Уэст Энд-авеню и Семьдесят восьмой улицы, как в центре вселенной, и смотрел на дом, в котором жил Роберто Ортиз. На шее его билась жилка, холодный ветер хлестал по лицу.

Та пожилая леди могла бы спуститься вниз и провести его в дом. И тогда Коко смог бы всю жизнь кататься туда-сюда на лифтах, носить одежду Роберто Ортиза. В тепле и покое. Теперь он находился в неправильном мире, где ничто не было так, как нужно.

Коко знал одно: он не будет жить в маленькой комнатушке почти без мебели рядом с этим психом в Христианской Ассоциации.

У него была записная книжка. Он обвел нужные адреса и телефоны.

Но Гарри Биверс не отвечал по телефону.

Но Конор Линклейтер не отвечал по телефону.

Автоответчик Майкла Пула говорил его голосом и сообщал другой номер, по которому отвечала женщина. У женщины был жесткий непрощающий голос.

Я всегда любил запах крови, вспомнилось Коко.

Коко почувствовал на лице холодные слезы, отвернулся от окна пожилой женщины и зашагал вниз по Уэст Энд-авеню.

Вместо волос у сумасшедшего были веревки, глаза его были красными. Он жил рядом с Коко, но иногда приходил к нему, смеялся и говорил: “Что это за дерьмо на стенах, парень?” Сумасшедший был черным и носил потрепанные одежды черного человека.

События развивались быстро, и Коко быстро двигался по Уэст Энд-авеню. Замерзшие деревья охватывало вдруг пламя, и высокая женщина с красными волосами шептала ему с той стороны улицы:

Раз ты убил их, теперь ты будешь в ответе за них всегда.

Женщина с хриплым голосом знала, что говорила.

Коко перешел широкую и многолюдную Семьдесят вторую улицу и оказался на Бродвее. И вечная тьма покроет все вокруг. Еще немного, и я заставлю содрогнуться и небеса, и землю.

Потому что он подобен очищающему огню.

Если сказать об этом женщине, поймет ли она, как чувствовал он себя в туалете после того, как Билли Дикерсон вышел оттуда. Или в библиотеке, когда джокер, смеясь и кривляясь, выскочил из колоды?

Я не для того все это затеял, чтобы соглашаться на замену, мысленно произнес Коко. И это он тоже должен ей сказать.

Время подобно иголке, а конец – игольному ушку. Когда вы проходите через ушко, вы пытаетесь втащить за собой саму иголку. Вы – человек, хорошо знакомый с горем и отчаянием.

Коко заметил, что на него пялится какой-то человек в золотистой меховой шубе. Его не проймешь враждебными взглядами незнакомцев. Он отвергаем и презираем всеми. Коко отвернулся от мужчины и зашагал дальше, теперь уже по Восьмой авеню. Коко не успел заметить, как кончилась и она. Весь мир блестел и переливался, как блестит и переливается все холодное. Он был снаружи, а не внутри, возвращался в свое убогое жилище, где черный человек ждал его, чтобы поговорить о грехе.

Ухмыляющиеся демоны любили мужчин и женщин, которых они сопровождали в путешествии по вечности, – у демонов был один секрет: они тоже были созданы, чтобы любить и быть любимыми.

– Вы говорите мне? – спросил вдруг пожилой человек с гладким лицом и в грязном черном берете. Этот человек не был одним из привидений в лохмотьях, посланных, чтобы пытать Коко: он говорил по-английски, и у него текло из носа. – Меня зовут Хансен.

– Я агент туристической компании, – сказал ему Коко.

– Что ж, добро пожаловать в Нью-Йорк, – ответил Хансен. – Мне кажется, вы не местный.

– Меня долго не было, но они не дают мне скучать. Ни в каком смысле.

– Это хорошо, – сказал старик. Он был в восторге от того, что ему представилась возможность хоть с кем-то поговорить

Коко спросил, позволит ли Хансен купить ему выпивку, тот согласился с благодарной улыбкой. Они отправились в мексиканский ресторан на Восьмой авеню около Пятьдесят пятой улицы, где Коко заказал “мексиканской выпивки”. Им принесли какой-то супообразной жидкости. У бармена были черные волосы, лицо оливкового цвета и висящие черные усы. Коко он очень понравился. В баре было темно и тепло. Коко нравилась стоявшая здесь тишина, нравились мисочки с солеными чипсами, которые поставили перед ними на стол рядом с другими, с красным соусом. Старик продолжал удивленно моргать, до сих пор не в силах поверить своему счастью.

– Я ветеран, – сказал ему Коко.

– А я там не был.

Старик спросил бармена, что он думает по поводу того парня в библиотеке.

– Он был ошибкой, – сказал Коко. – Бог проморгал.

– О каком парне? – переспросил бармен.

– Газеты продолжают пережевывать этот случай, – пояснил Хансен.

Коко сообщил бармену и Хансену:

– Я – человек, отвергаемый и презираемый, человек, привыкший к горю.

– Я тоже, – сказал бармен.

Старик Хансен поднял стакан и подмигнул Коко.

– Хотите услышать песнь мамонтов? – спросил Коко.

– Мне всегда нравились слоны, – отозвался Хансен.

– И мне, – присоединился бармен.

И Коко исполнил им песнь мамонтов, древнюю настолько, что даже слоны давно забыли, что она означает. А старый Хансен и бармен слушали в благоговейной тишине.

Двумя днями раньше Майкл Пул стоял у окна своего номера и глядел на Суравонг-роуд, забитую грузовиками, такси, автомобилями и маленькими крытыми тележками с моторчиками, которые называли здесь “рак-таки”, до такой степени, что казалось, будто все вместе эти транспортные средства образуют некое живое тело.

По ту сторону Суравонг-роуд начинался квартал Пэтпонг, где сейчас как раз начинали открываться бары, секс-шоу и массажные салоны. За спиной Майкла мерно жужжал кондиционер – воздух Бангкока был серым, а день выдался еще жарче, чем в Сингапуре. По комнате, невидимый Майклу, расхаживал Конор Линклейтер. Он то брал со стола книжечку клиента отеля, то начинал пристально рассматривать мебель или изучать открытки, найденные в ящике стола. Он все еще был сильно взволнован тем, что сообщил таксист.

– Нет, вы только подумайте, – бормотал он. – В это невозможно поверить. Этот город сведет меня с ума.

Водитель сначала сообщил им, что отель, в котором друзья решили остановиться, действительно очень комфортабельный, находится он на границе с кварталом Пэтпонг, а затем просто ошеломил Конора, спросив, не желают ли джентльмены, прежде чем отправиться в гостиницу, заехать в массажный салон. Не обычный массажный салон с тощими деревенскими девками, которые не знают, как себя вести, а по-настоящему шикарное место, где изощряются в мастерстве: фарфоровые ванны, шикарные кабинеты, полный массаж тела, девушки, красивые настолько, что кончаешь три раза еще до того, как они прикоснутся к тебе. Он обещал им девушек, красивых как принцессы, как кинозвезды, как на цветной вкладке “Плейбоя”, женщин, роскошных и зовущих, как во сне, со стройными бедрами, с грудями индийских богинь. Шелковая кожа куртизанок, тонкий ум поэтов и дипломатов, гибкость гимнасток, мускулистость пловчих, игривость обезьянок, грация горных козочек и, что привлекательней всего...