Джеффри Арчер - Узник крови (в сокращении)

Дэнни долго пролежал на холодном бетонном полу. Будь в камере зеркальце, он смог бы полюбоваться фонарем под глазом и мозаикой синяков по всему телу. Ему было все равно: какой смысл трепыхаться, если надежда потеряна.

— У нас не было выбора, сэр, — сказал Паско.

— Не сомневаюсь, что вы правильно действовали, Рэй, — ответил начальник тюрьмы, — мы ведь все знаем, как долгосрочники реагируют на отклонение апелляции. Либо уходят в себя, либо крушат все вокруг.

— Неделя карцера приведет его в чувство, — заметил Паско.

— Дай-то бог, — сказал начальник тюрьмы. — Картрайт умница, я рассчитывал, что он готовая замена Монкрифу.

— Два или три дня в изоляторе наставят его на ум, — сказал Паско.

— Надеюсь, Рэй. И поговорите-ка с Монкрифом, он самый близкий друг Картрайта. Может, он его образумит. Что еще?

— Лич, сэр. Один из моих информаторов сообщил, что подслушал, как Лич клялся расквитаться с Картрайтом любой ценой. Речь шла о какой-то пленке, но я не смог выяснить, в чем там дело.

— Ясно, — сказал начальник тюрьмы. — Возьмите обоих под круглосуточное наблюдение. Не хочу повторять, что Лич сделал с тем несчастным в Гарсайде, а ведь тот всего лишь показал ему пальцами букву «V».

Дэнни сидел за пластиковым столиком, уставясь на лист чистой бумаги. Он был один в камере — Ник пошел в душ, а Большой Эл дежурил в лазарете. Наконец Дэнни написал первую фразу.

Дорогая Бет! Пишу тебе в последний раз. Я много думал над этим письмом и пришел к выводу, что не имею права обрекать тебя на такой же бесконечный срок, какой припаяли мне. Ты же понимаешь, когда — и если — меня выпустят, мне будет под пятьдесят. Помня об этом, я хочу, чтобы ты начала новую жизнь уже без меня. Будешь писать — я не стану читать твои письма, придешь на свидание — не выйду из камеры. И ничто на свете не заставит меня передумать. Пусть у тебя и на миг не возникнет мысли, будто я не люблю тебя с Кристи, потому что я вас люблю и буду любить до самой смерти. Но я уверен, что мое решение в конечном счете окажется самым правильным.

Прощай, любовь моя.

Дэнни

Он посмотрел на фотографию Бет на стене напротив, сложил письмо и засунул в конверт.

Надзиратель открыл дверь камеры и объявил:

— Письма. Одно для Монкрифа и одно для… — Он заметил на шее у Дэнни серебряную цепочку и запнулся.

— Ник в душе, — объяснил Дэнни.

— Ясно, — сказал надзиратель. — Одно для вас и одно для Монкрифа.

Дэнни сразу узнал четкий почерк Бет. Не вскрывая конверта, он порвал письмо и спустил обрывки в унитаз.

Ник вернулся из душа, и Дэнни вернул другу взятое на хранение — часы, кольцо и серебряную цепочку.

— Спасибо, — произнес Ник. Он увидел у себя на подушке коричневый конверт, вскрыл письмо и принялся жадно читать.

Уважаемый мистер Монкриф! Комиссия по условно-досрочному освобождению поручила мне уведомить Вас о том, что Ваше ходатайство о досрочном освобождении удовлетворено. В силу этого срок Вашего заключения истекает 17 июля 2002 года. О деталях Вам сообщат дополнительно.

Искренне Ваш,

Т. Л. Уильямс

Начальник тюрьмы решил позволить заключенным посмотреть трансляцию матча на Кубок мира между Аргентиной и Англией.

Дэнни сел в первый ряд и стал ждать начала игры. Заключенные кричали и били в ладоши — все, кроме одного. Этот молча стоял позади всех и смотрел не на экран телевизора, а на открытую дверь одной из камер на втором этаже. Нужный ему человек, должно быть, все еще был в камере. Наблюдавший не двигался, а на неподвижных заключенных надзиратели не обращают внимания. Наблюдавший начал подумывать, не изменил ли его человек заведенному распорядку ради матча. Но здесь его не было. Его кореш сидел впереди на лавке, значит, тот все еще в камере.

Прошло полчаса, счет был 0:0, а тот по-прежнему не появлялся.

Незадолго до конца первого тайма английскому игроку подставили подножку в штрафной площадке аргентинцев. Заключенные у телевизора взревели так же, как 35 тысяч зрителей на стадионе. Фоновый шум был составной частью плана. Наблюдавший по-прежнему не сводил глаз с открытой двери камеры. И тут птичка внезапно выпорхнула из клетки. На человеке были спортивные трусы и шлепанцы, через плечо переброшено полотенце.

Наблюдавший отошел в сторону, скользнул в дальний конец блока и крадучись поднялся по винтовой лесенке на второй этаж.

Он остановился перед дверью в душевую. В раздевалке висел пар. С облегчением убедившись, что в душевой всего один человек, он бесшумно прокрался к деревянной скамье в дальнем конце раздевалки, на которой лежало аккуратно сложенное полотенце. Он взял его и скрутил в петлю. Заключенный под душем втирал шампунь в волосы.

Внизу повисла тишина. Все, затаив дыхание, следили, как Дэвид Бэкхем установил мяч для пенальти.

Мывшийся ступил из-под душа, когда правая нога Бэкхема ударила по мячу. Все взревели, и заключенные, и надзиратели.

Заключенный сполоснул волосы под душем и собирался выйти, но тут получил коленом в пах и кулаком в позвоночник, так что его отбросило на покрытую кафелем стену. Чья-то рука вцепилась ему в волосы и дернула голову назад. Хруста шейных позвонков не было слышно, но, когда хватку ослабили, тело повалилось на пол словно марионетка, у которой обрезали нити.

Убийца наклонился и затянул петлю на шее у мертвеца, затем поднял тело и припер к стене, а другой конец полотенца привязал к душевой перекладине. После чего опустил тело и вернулся к двери душевой. Ликование внизу перешло все границы.

Не прошло и минуты, как убийца оказался в своей камере. На его кровати были выложены полотенце, чистая майка, джинсы, чистая пара носков и спортивные брюки. Он снял вымокшую одежду, насухо вытерся и натянул все сухое. Выскользнул из камеры и незаметно присоединился к другим заключенным.

Наконец прозвучал финальный свисток.

— Разойтись по камерам! — кричали надзиратели, но никто не спешил подчиняться.

Убийца повернулся, направился к загодя выбранному надзирателю и, проходя, задел его за локоть.

— Поосторожней, Лич, — одернул его Паско.

— Извиняюсь, шеф, — сказал тот и пошел дальше.

Дэнни поднялся наверх. Он знал, что Большой Эл в лазарете: ему, шотландцу, эта игра была неинтересна, и он сам вызвался подежурить. Но Дэнни удивило, что Ника не было в камере.

Внезапно блок огласил звук сирены, и надзиратели заорали громче прежнего:

— Разойтись по камерам!

Через несколько секунд дверь в камеру распахнулась и заглянул надзиратель:

— Монкриф, где Большой Эл?

Дэнни не стал его поправлять — в конце концов, на нем опять были Никовы часы, кольцо и цепочка, — и просто ответил:

— Дежурит в лазарете.

Дверь захлопнулась, а Дэнни удивился, почему надзиратель не спросил, где же он, Дэнни. Через несколько минут тот же надзиратель снова открыл дверь, и в камеру не спеша вошел Большой Эл.