Юхан Теорин - Санкта-Психо

— А кто была святая Патриция? — спросил он.

Доктор уставился на него:

— Святая, разумеется.

— Да, но что она такого сделала, чтобы стать святой? И когда жила? Вы не знаете?

Никто не проронил ни слова.

— У нас здесь святые — большая редкость, — мрачно проронил Хёгсмед и криво усмехнулся.

Опять повисло молчание. Ян спросил Марию-Луизу, как организовано рабочее время.

— «Полянка» работает круглосуточно, — ответила она и опять улыбнулась, точно в факте круглосуточной работы было что-то веселое. — У нас троих детей не забирают, так что они и ночуют здесь. — Она помолчала. — Один воспитатель остается на ночь. Как вы на это смотрите, Ян?

— Нормально.

Яну показалось, что кто-то постучал в окно, и он быстро обернулся. Дождь. Капли косого дождя отскакивали от стекла, как маленькие алмазики. Отсюда видны часть стены и крыша больницы.

— У вас есть семья? — услышал он голос Лилиан — и понял, что вопрос адресован ему.

Вопрос неожиданный. А ей-то что? Но Ян рефлекторно улыбнулся:

— Можно сказать… Младший брат учится на врача в Лондоне. И мать в Нордбру. А жены, если вы это имели в виду… жены нет. И своих детей нет.

— Подруга? — быстро спросила Лилиан.

Ян открыл было рот, чтобы ответить, но в разговор вмешалась Мария-Луиза.

— Это чересчур личный вопрос, Лилиан, — сказала она беспокойно.

Ян отметил, что ни у Лилиан, ни у Ханны обручальных колец нет. Он покачал головой. Нет. Пусть догадываются, что это значит. То ли подруги у него нет, то ли не хочет отвечать на этот «чересчур личный вопрос».

— А как вы проводите свободное время, Ян? — Доктор Хёгсмед.

— По-разному… интересуюсь музыкой, сам немного играю на ударных. И рисую.

— Рисуете что?

Ян помедлил немного — почему-то именно этот вопрос, а не любопытство Лилиан, показался ему «чересчур личным».

— Комиксы… старое пристрастие.

— Вот как… для какой-нибудь газеты?

— Нет… для себя. Работы — начать и кончить.

— Покажите детям. — Мария-Луиза дружелюбно улыбнулась. — Мы им очень много читаем.

Ян кивнул, хотя сильно сомневался, захотят ли дошкольники рассматривать и читать его серию о Затаившемся. Слишком много ненависти.

В спальне кто-то тихо вскрикнул. Мария-Луиза насторожилась, Андреас повернул голову и прислушался.

— Похоже, Матильда, — тихо произнес он.

— Да… — подтвердила Мария-Луиза. — Ей постоянно что-то снится.

— Все время фантазирует, — кивнула Лилиан.

Все затихли — прислушивались к звукам из спальни, но крик больше не повторился.

Хёгсмед потер глаза и посмотрел на часы:

— О’кей, Ян. Вам, должно быть, пора домой?

— Да… конечно. Надо успеть на поезд.

Он понял намек — Хёгсмед хочет его выпроводить и выслушать мнение остальных воспитателей: что они думают о новичке?

— Я позвоню вам, Ян. Номер у меня есть.

Ян приветливо улыбнулся и обменялся рукопожатиями со всеми.

Осенний дождь кончился.

У бетонной стены никого не было. Но само здание клиники казалось живым. Серо-зеленый фасад потемнел от дождя, и Санкта-Патриция нависла над «Полянкой» как каменный колосс. Голем.

Он остановился у стены и еще раз посмотрел на больницу. Смотрел долго — вдруг чья-то тень мелькнет в одном из окон, лицо или рука прижмется к стеклу? Ничего похожего. Он словно очнулся — а если его заметит кто-то из охранников и решит, что он сумасшедший?

Он в последний раз оглянулся на «Полянку» и пошел дальше.

Бетонная стена произвела на него неизгладимое впечатление, но он заставил себя о ней не думать. Попытался сосредоточиться на «подготовительной школе». Маленький дом со спящими детьми.

Это всегда так — детские сады похожи на оазисы мира, доверия и защищенности.

Он и в самом деле хотел получить место, хотя нервы были напряжены до предела. Пристальный и даже подозрительный взгляд Хёгсмеда, шапочный тест… и, самое скверное, разговор насчет его профессиональной биографии.

Но то, что случилось в «Рыси», в «Полянке» не повторится.

Тогда он был молод. Двадцатилетний воспитатель, к тому же немного не в себе.

Ливень кончился, ушел на север; осенний воздух в Валле чист, холоден и прозрачен. Городок лежит в низине, как в кастрюле, окруженный со всех сторон невысокими холмами. Ян опять миновал квартал вилл, перешел мост через железную дорогу и спустился в деловой центр. Тут было полно подростков и пенсионеров. Молодежь толпилась у магазинов, пожилые отдыхали на лавках. Собаки на поводках, голуби у корзин с мусором. Детей, как ни странно, почти нет.

До поезда в Гётеборг оставался час, так что вполне есть время прогуляться. Почему-то в первый раз за все эти недели он задумался: а каково это вообще — жить в Валле? Если получит работу, придется сюда переехать.

Ян вышел на неизбежную в каждом городке Стургатан, [2] Стургатан (Storgatan) — в буквальном переводе Большая, или Главная, улица. и тут же в кармане внезапно зазвонил телефон. Он отошел к кирпичной стене, чтобы не мешал ветер, и нажал кнопку.

— Ян? — Скрипучий бессильный голос. Мать. — Что ты делаешь? Ты в Гётеборге?

— Нет… устраиваюсь на работу. Собеседование.

Ему почему-то всегда было трудно разговаривать с матерью. Все, что он говорил ей, сразу начинало казаться «чересчур личным».

— Звучит неплохо. В городе?

— Нет… за городом.

— Тогда не буду беспокоить…

— Ты не беспокоишь. Все прошло хорошо.

— А как Алис?

— Нормально… старается.

— Хорошо бы вы как-нибудь заехали вместе.

Ян промолчал.

— Скажем, попозже, осенью.

Никакого упрека в голосе. Одинокая вдова мечтает повидать взрослого сына.

— Хорошо… осенью. Я поговорю с Алис.

— Желаю удачи. И помни: важно не только, понравился ли ты. Важно, чтобы и тебе понравилось. Работодатель и все прочее.

— Спасибо, мама… — Он поспешно нажал кнопку отбоя.

Алис. Как-то раз Ян случайно упомянул это имя в разговоре с матерью, и в ее сознании постепенно сформировался образ подруги сына. Никакой Алис в его жизни нет, это выдуманная фигура… и вот теперь мать хочет с ней встретиться. Надо собраться с духом как-нибудь и рассказать ей, как все обстоит на самом деле.

Интересно, где же здесь церковь? Полно всяких магазинов в центре, а церкви нет. И погоста не видно.

Симпатичное здание городского музея с кафе на первом этаже. Ян зашел, купил большой сэндвич и сжевал его с кофе, наблюдая, как подходят и уходят автобусы.

Он не знает в Валле ни единого человека — это как? Пугает его? Или, наоборот, привносит чувство свободы? Преимущества очевидны. Можно начать совершенно новую жизнь и, отвечая на вопросы, откуда он и как жил раньше, самому выбирать фрагменты и детали из своей прошлой жизни. И чем меньше деталей, тем лучше. Можно вообще ничего не говорить. И тем более об Алис Рами.