Патрик Ли - Брешь

Мы устроили голосование и большинством приняли решение открыть дверь и послать кого-нибудь проверить, работает ли лифт. (Пойду я.) Шахта находится на дюжину, или около того, ярдов дальше от камеры, чем это помещение, и, возможно, она не пострадала. Правда, открывать дверь страшновато, ведь мы не знаем, что там снаружи, например с воздухом? С одной стороны, с чего бы ему вдруг делаться вредоносным, а с другой — кто вообще может сказать, что здесь происходит?

ПРИМЕРНО ЧАСА ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА ПОСЛЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ

На то, чтобы открыть дверь, нам потребовалось полтора часа. В нескольких местах расплавленный металл припаяло к раме словно сварочным аппаратом: если бы дверь прилегала к раме плотнее, сварной шов прошел бы по всему контуру, и тогда мы бы точно не выбрались. Ясно ведь, что сквозь дверное окошко, перекрытое двухдюймовой толщины пластиной из оптического пластика, не пролезешь.

Впрочем, толку так и так никакого. Выбраться я выбрался и до лифта добрался, только он не работает. Обесточен, да и шкивы, надо полагать, заварило.

Находясь в коридоре, я смог заглянуть в камеру, но бивший оттуда свет слепил так, что невозможно было ни к чему присмотреться. Фактически ничего, кроме ослепительного света, различить не удалось. Складывалось впечатление, что он исходит из одной точки, находящейся в центре чего-то ярко-белого, не знаю уж чего. Кожей он ощущался как прямые солнечные лучи — даже, пожалуй, теплее, что пугало. Я поспешил оттуда убраться.

Помимо света из камеры исходил некий звук, настолько слабый, что мог бы, пожалуй, сойти за игру воображения, но мне так не кажется. Описать его довольно трудно, что-то отдаленно напоминающее камертон. Вернувшись в бункер и закрыв дверь, я уже больше этого звука не слышал.

Скоро кто-то должен будет за нами явиться. Рубен так в себя и не приходит, а я все думаю о мерах предосторожности, о которых стоило бы позаботиться в ходе сооружения этого комплекса. Скажем, не говоря уж о большем, здесь, внизу, не помешало бы присутствие медика. Но ведь никому, включая меня, даже на миг не пришло в голову, что нечто подобное, что бы это ни было, может здесь случиться. А стало быть, ответственность за происходящее сейчас с этими людьми лежит на мне.

Это, если кто не понял, писал по-прежнему Дэйв.

ПЯТЬ-СЕМЬ ЧАСОВ ПОСЛЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ

Я впал в забытье. Министр Грэм растормошил меня, и я увидел, что свет в холле изменился. Сильно потускнел и приобрел синеватый оттенок. Нервы у всех на пределе, у меня тоже. Почему, черт побери, до нас так никто и не добрался?

Рубен все так же в беспамятстве. Может, и в коме, но кто его знает, я же не врач. Тело Портера уже начало раздуваться, пахнет ужасно, и, учитывая, что помещение не проветривается, это не может нас не беспокоить.

Короче говоря, я просто вне себя. Наверное, это непрофессионально и, возможно, потом я эту страницу вырву, но сейчас откровенно пишу, что я вне себя и в полном раздрае. Рубен был моим другом и одним из умнейших людей в мире, он мог столько сделать для науки, а сейчас, возможно, его бесценный мозг поврежден и состояние ухудшается из-за того, что эти долбаные задницы наверху заняты невесть чем. Интересно, они хотя бы назначили время собрания, на котором собираются обсудить, как нас отсюда вытащить?

Нет, тут, конечно, во мне говорят отчаяние и страх. На самом деле они там наверняка стараются сделать все возможное, но нам-то от этого не легче. Бункер наполнился трупным смрадом, но покинуть его мы боимся. Хотел бы я все-таки знать, что это за чертов свет исходит из камеры.

ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПОСЛЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ.

ВЕСЬМА ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО

Терпеть эту вонищу нет больше никаких сил. Мы с Грэмом добровольно вызвались по крайней мере вынести тело в коридор, а может быть, и оттащить его подальше к камере. Большинство проголосовало за то, чтобы после этого на некоторое время оставить двери открытыми и попытаться, если получится, проветрить помещение.

Свет сейчас потускнел еще больше, приобрел пурпурный оттенок и отбрасывает на пол коридора рябь, словно вы смотрите на дно бассейна. Должен признаться, что мне страшно туда выбираться, ведь я понятия не имею, что там творится и что находится в камере. Страх есть, никуда не денешься, но и любопытство тоже имеет место. Так или иначе, сейчас мы отправляемся.

ЧАС ПОСЛЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ

Центр взаимодействия частиц, находившийся посреди камеры, исчез, словно его и не было. Пропала вся аппаратура, включая создававшие магнитное поле электромагниты, а там, где эти устройства крепились к полу, исчезла и часть пола. На нем образовалось нечто вроде кратера, но не как при взрыве; скорее словно на этом месте над полом потрудился великан с шлифовальным диском. В середине глубина выемки достигала примерно фута, уменьшаясь по краям, а радиус составлял футов, наверное, двадцать.

Над этим кратером, там, где должны были сталкиваться разогнанные частицы, находилось то, что я, пытаясь подобрать правильное определение, пожалуй, назову разрывом или разрезом в воздухе. Разрыв имеет форму овала футов в десять шириной и заполнен пурпурным и голубоватым светом, змеящимся по краям, словно пламя. Если заглянуть в этот разрыв и подвигаться из стороны в сторону, становится понятно, что за ним некая глубина, пламенеющее пространство. Это как если бы вы заглядывали через заслонку в огромную угольную топку.

Дотащив тело до камеры и увидев это диво, мы с Грэмом остолбенели и стояли там, вытаращившись на него невесть сколько времени. Затем Грэм обогнул разрыв с краю и, зайдя сзади, поманил меня за собой. Я подошел и увидел нечто и вовсе безумное: с той стороны никакого разрыва не было! Стоило вам обогнуть его, и он исчезал, так что над кратером не оставалось ничего, кроме воздуха. Вернувшись, вы снова видели синевато-пурпурное пламя, лизавшее края отверстия, но шаг дальше — и оно исчезало.

Присутствовал там и звук, но тоже изменившийся, как и свет. У меня нет возможности описать его полноценно, скажу лишь, что… это похоже на голоса. То есть я не хочу сказать, будто там и вправду звучали голоса, но это было первое, что пришло на ум: поющие голоса, доносящиеся из-за разрыва. И есть в этих звуках нечто скверное. Конкретно не скажешь, но они влияют на настроение, портят его, заставляя чувствовать себя плохо во многих отношениях. Грэм тоже все это ощутил, а когда мы вернулись в помещение, оказалось, что остальные раздумали оставлять двери отрытыми. Они предпочли закрыть их и оставить внутри трупный запах, лишь бы отгородиться от этого звука. Я с ними согласился.

С того момента я сижу здесь и ломаю голову, пытаясь понять, что же мы натворили. Что это за чертовщина? Пришлось вспомнить кое-какие концепции, казавшиеся мне давно утратившими актуальность, «мосты Эйнштейна — Розена» и все такое. Что, конечно, один черт, ничего не проясняло, да и не мог я вот так, с ходу, найти ответ. Тут требовалась работа специалистов в разных областях, измерения, тесты. Сначала нужно получить данные, а потом уж на их основе выстраивать теории. Но все равно это было круто. Круто в квадрате, как сказал бы Рубен.