Патрик Ли - Брешь

Спустя минуту «Боинг» приземлился в четверти мили от ничем с виду не примечательных зарослей кустарника, куда все отделение, включая Трэвиса, отправилось на трех электромобилях с вездеходными колесами. Похоже, на такой машине его везли и раньше, только с мешком на голове. Только когда они оказались футах в пятидесяти от самолета и почва под колесами вездеходов сделалась неестественно гладкой, до Трэвиса дошло, что все это время он видел перед собой взлетно-посадочную полосу. В бетоне содержались цветовые добавки, позволявшие ему практически сливаться с окружающей почвой, а для пущей маскировки на него были нанесены пятна, имитирующие неровности рельефа или участки, где пробивалась скудная пустынная растительность. Заметить эту площадку с самолета или со спутника было невозможно ни днем, ни ночью. Поначалу Трэвис удивился тому, как же на нее вышли пилоты, совершившие посадку, но тут и сам увидел ответ: периметр обозначался линией светильников, покрытых маскировочными пластиковыми кожухами. Правда, ни сейчас, ни в момент приземления никакого света он не заметил, но, видимо, они светили в ультрафиолетовом диапазоне, и, чтобы зафиксировать свечение, требовалось специальное оптическое оборудование.

В глубокой тени крыла «Боинга-747» открылась дверь. Член экипажа, придерживавший ее, отступил внутрь корпуса, видимо в багажный отсек. За его спиной Трэвис видел внутренний трап, ведущий на главный уровень. Если бы он исследовал потерпевший крушение «Боинг» более тщательно, то наверняка обнаружил бы нечто подобное.

Пэйдж с остальными начали сгружать оборудование с электромобилей и заносить в самолет. Трэвис, взявшись помогать им, обратил внимание на то, что среди зеленых сумок были две черные: спрашивать, с чего бы это, у него не было необходимости.

Спустя два часа они закончили погрузку, и самолет, прикрываемый с обеих сторон «Ф-16», поднялся в воздух и взял курс на северо-восток, чтобы добраться до Швейцарии кратчайшим из возможных маршрутов, через полюс.

План помещения в этом «Боинге» был таким же, как и в потерпевшем крушение. Трэвис устроился в глубоком кресле лицом к Пэйдж в отсеке, представлявшем собой практически копию того, в котором он нашел мертвую Эллен Гарнер с широко открытыми, невидящими глазами. Под крылом на восток, до границы Небраски, простиралась пустынная бурая равнина Вайоминга.

— Вы правда даже не задумывались? — спросил Трэвис.

— Простите? — не поняла Пэйдж.

— Ну, насчет Бреши: вы говорили, что даже не пытались узнать, что там, по ту сторону. В это трудно поверить.

После недолгого размышления она ответила:

— Да, конечно, все мы задумываемся, строим догадки, но нет никакого способа хоть одну из них проверить. Нет возможности сопоставить их хотя бы с точки зрения правдоподобия. Мы просто ничего не знаем.

— Кто бы ни находился по ту сторону, — промолвил Трэвис, — тоннель должен открываться и туда, к ним, не так ли? Но если так, они должны были бы это заметить. И как эти объекты туда попадают? Что, кто-то с той стороны подкладывает их туда три-четыре раза в день?

— Ну, одна из самых расхожих версий сводится к тому, что мы случайно пробили дыру в работающую систему тоннелей. Своего рода эквивалент трубопроводов пневмопочты, существующих у нас в банках. Это может быть и какая-то система доставки, исключающая транспортировку живых существ. Может быть, так, а может, иначе. «Может быть» — обычное выражение в «Пограничном городе».

— А может, вы наткнулись на мусоропровод, — высказал предположение Трэвис, — и все эти удивительные штуковины не более чем тамошний хлам?

Пэйдж улыбнулась: похоже, высказанная версия ее удивила и позабавила. Трэвис впервые увидел ее улыбку и пришел к выводу, что ради одного этого стоило отправиться в полет.

— Никогда ничего подобного не слышала, — призналась она.

— Свежий взгляд, — хмыкнул Трэвис.

Некоторое время они молчали, а потом он поинтересовался:

— А почему никто не может проникнуть туда с нашей стороны?

— В створе тоннеля наличествует сопротивление. Если вы пытаетесь что-то туда просунуть, то ощущаете встречное давление, сначала сопоставимое с силой тяжести. Но оно удваивается с продвижением на каждые три сантиметра, так что далеко ничего переместить не удается. Та рыжая женщина, которая встретилась нам в коридоре, доктор Фэган, — она как раз проделала немалую работу, изучая сопротивление Бреши. Она хочет преодолеть его и найти способ вступить в контакт с теми, кто находится по ту сторону.

Почему-то из всего, о чем они разговаривали, именно это больше всего задело Трэвиса за живое. Перспектива реального контакта с теми, кем бы они ни были, кто находился по ту сторону.

Судя по взгляду Пэйдж, она догадывалась, о чем он думает, словно это было написано на его лице. Может быть. А может, и нет. Возможно, все дело в том, что точно та же реакция имела место у всех, кто впервые сталкивался с этой идей.

— Вероятность успеха очень невелика, это даже Фэган признает, — произнесла Пэйдж. — Даже если удастся преодолеть первоначальный барьер, возникнет масса препон, сопряженных с различными областями науки: общей теорией относительности Эйнштейна, расширением времени — всем тем, что мы способны описать математически, но едва ли понимаем по-настоящему. Так или иначе, все эти расчеты приводят к следующему заключению: если мы и отправим нечто в Брешь, оно вернется обратно до того, как попадет на ту сторону. При этом может вернуться через месяцы, через годы — а может, и до того, как было отправлено. Возможно, задолго до того. — Проследив за выражением лица Трэвиса, она добавила: — Как я уже говорила, у нас в «Пограничном городе» сплошные «может быть».

Трэвис кивнул и выглянул в окно, озирая бескрайнюю равнину. Ее пересекла ведущая с востока на запад дорога, на которой почти не было движения.

— Ладно, — промолвил он, помолчав. — А что это за место, Театерштрассе, семь? Что там находится?

Пэйдж ответила не сразу:

— Тут не столько важно, что там находится, сколько — что представляет собой само здание.

— А что оно собой представляет?

Снова последовала пауза, а потом краткий ответ:

— Оружие.

Он отвернулся от окна и уставился на нее, ожидая продолжения.

— Театерштрассе, семь — это то место, где все должно решиться, — сказала Пэйдж. — Это средоточие всего, что затевают наши враги. Если мы победим там, то победим везде. Если же потерпим там поражение… — Пэйдж осеклась, не желая говорить, а может быть, даже думать о такой возможности.

— Чтобы все это не казалось бессмыслицей, мне нужно начать с самого начала, — промолвила она после паузы. — Изложить вам суть дела.

Пэйдж снова задумалась, видимо, на сей раз о том, как лучше это сделать, а потом повела рассказ: