Патрик Ли - Брешь

Толпа находилась уже всего в двадцати секундах от здания.

— Черт, черт, черт… — бормотала Пэйдж.

Трэвис подумал о том, сколько же в этой толпе детей, но в следующий миг уже знал ответ. Очень скоро здесь предстояло оказаться всем детям Цюриха.

— Мисс Кэмпбелл? — прозвучал в коммуникаторе натянутый, как струна, голос одного из снайперов.

Вопрос был очевиден.

Так же, как и ответ.

Пэйдж тяжело сглотнула и, собрав всю волю в кулак, произнесла:

— Открывайте огонь.

Ночь разорвали винтовочные выстрелы.

Трэвис видел, как внизу, по фасаду, дюжина окон озарилась вырывавшимися из стволов вспышками. Снайперы вели огонь прицельно, так что туман пронизывали красные следы трассирующих пуль. И хотя, в отличие от самих снайперов с их противотуманной оптикой, он результатов их попаданий видеть не мог, они были для него вполне очевидны. Катившийся вперед поток мерцающих огней вдруг резко остановился и качнулся назад. Выстрелы выкашивали передние ряды атакующих, и до его слуха доносились крики боли, удивления и страха. Мужские, женские, детские.

Но приступ это не остановило. Даже особо не замедлило. Люди из задних рядов, спотыкаясь, топтали тела упавших, ставших на их пути всего лишь чем-то вроде «лежачего полицейского».

Между тем все новые и новые огоньки зажигались в окнах дальних домов: спавшие жители просыпались, поднятые то ли раздавшейся в ночи стрельбой, то ли зовом «Ареса». Огни светились у окон ровно столько времени, сколько требовалось обитателям квартир, чтобы взглянуть на Театерштрассе, 7 и понять, где находится то, что для них ненавистнее всего на свете. После этого они разворачивались, устремлялись вниз по лестницам и выбегали на улицы. В течение нескольких минут в движение должен был прийти весь город.

Внизу, в тумане, толпа надвигалась на здание, несмотря на интенсивный огонь. Трэвис видел в глазах Пэйдж слезы. Он знал, что решимости и силы духа ей не занимать, но сейчас и они мало помогали. Да и что тут могло помочь!

— Этого недостаточно, — промолвила она, и ее голос при произнесении этих двух слов дважды дрогнул. — Одиночными выстрелами их не удержать.

Пэйдж отвернулась от окна и быстро двинулась по тоннелю среди проводов по направлению к лестнице. Трэвис последовал за ней. На ходу Пэйдж завела руку себе за спину, расстегнула рюкзак, пошарила внутри и вытащила что-то похожее на фонарь с линзами по обе стороны. «Удвоитель». Трэвис, читая описание, примерно так его себе и представлял, хотя сейчас его внимание привлекли некоторые опущенные там особенности. То, как отражала его поверхность свет, то, что разнородные, какими бы они ни были, материалы корпуса образовывали единое целое без стыков и швов. Ничего подобного ему видеть не доводилось: чужеродность этого изделия бросалась в глаза.

Добравшись до лестничной площадки, Пэйдж крикнула:

— Седьмой этаж — старшему оператору выйти на лестницу!

Ей пришлось прокричать приказ снова, дождавшись короткого перерыва между выстрелами, прежде чем одна из снайперов, женщина лет тридцати с хвостиком, появилась под пролетом.

Трэвис припомнил, что ее представляли как Миллер. Судя по виду, она была потрясена происходящим, как, наверное, и остальные снайперы, однако держалась стойко.

Пэйдж бросила ей «Удвоитель», и крикнула:

— Придется стрелять очередями. Надо взять пять магазинов, довести с помощью этой штуки их количество до восьмидесяти, а потом использовать эти восемьдесят как основу для дальнейшего удвоения. Пусть один человек с каждого этажа займется доставкой боеприпасов от «Удвоителя» снайперам. Да, нужно продублировать еще и запасные винтовки. Непрерывного огня они долго не выдержат.

Миллер кивнула и исчезла, отправившись выполнять задание.

Трэвис и Пэйдж вернулись к окну. Снаружи толпа полностью запрудила оба моста на юге и все улицы в остальных направлениях. Огни колыхались в тумане над толпой, словно на чудовищном рок-шоу, устроенном в честь конца света. Количество трупов, нагромоздившихся в горловинах всех этих подступов, как улиц, так и мостов, стало наконец реальным препятствием для толпы, хотя и не умерило ее рвения. Трэвис подозревал, что эту баррикаду составили тела не только сраженных пулями, но и тех горожан, кто, споткнувшись, оказался под ногами напиравших сзади.

Снайперы пока продолжали вести одиночный прицельный огонь, поражая в первую очередь вырывавшихся вперед. На глазах Трэвиса один огонек взметнулся над завалом из трупов, преодолел его и, подскакивая, понесся к зданию с невероятной скоростью. Ну не мог человек, кем бы он ни был, так бежать…

В окне пятого этажа, прямо под Трэвисом, громыхнул выстрел. Огонек в тумане, дернувшись, упал на мостовую практически одновременно с криком получившего пулю человека. Трэвис услышал дребезжание металла. Атакующий свалился вместе со своим велосипедом.

Но завалы из трупов были лишь временной преградой. Представлялось очевидным, что, если бойцы очень скоро не перейдут на огонь очередями, пятидесятифутовая буферная зона вокруг здания долго не продержится.

Трэвис услышал, как внизу кто-то кричит от боли. Похоже, человек, проскочивший через завал на велосипеде, был только ранен. Судя по голосу, совсем молодой, может быть, чуть за двадцать, он так страдал, что у Трэвиса скрутило желудок. В заполненных слезами глазах Пэйдж отражался лунный свет, падавший сверху, и красные трассирующие следы снизу: лишь с огромным трудом ей удавалось сохранять самообладание. Раненый молодой человек истошно выкрикивал одно и то же слово — «Bitte!».

Bitte! Насколько знал Трэвис, по-немецки это означало «пожалуйста». В том, о чем он умоляет, сомнений не было.

Пэйдж выудила из-за пазухи очки ночного видения, надела их, сняла с плеча винтовку, и пристроившись на подоконнике, прицелилась вниз. Она произвела единственный выстрел, и крики мгновенно оборвались.

Спустя несколько секунд снайперы, один за другим, стали переходить на стрельбу очередями, а потом снизу донесся жуткий рев. Воздействие автоматического огня на напиравших оказалось более драматическим, чем они могли себе представить. Передние ряды прогибались назад безумными дугами, словно сорняки, срезаемые косой. Пэйдж, ошеломленная открывшейся ей во всех подробностях страшной картиной, сорвала очки и, не выдержав, бросилась ему на шею. Трэвис в ответ тоже сжал ее в объятиях, глаза его против воли увлажнились, и он чертовски надеялся, что когда-нибудь ему выпадет шанс взять на прицел Аарона Пилгрима.

Пэйдж прижалась лицом к его груди лишь на миг, после чего отстранилась, утерла слезы и снова всмотрелась в ночь, как будто это составляло ее обязанность или то была ее епитимья.