Никита Максимов - Черника в масле

– И как? Вам совсем не страшно?

Он покачал головой.

– Нет. Лес – это почти мой дом, я хорошо знаком с его обитателями. Вы же не переживаете, когда встречаете в своём доме вашу кошку или собаку, верно? Так и здесь. Единственное, кого надо опасаться в лесу – это незнакомого человека. Но ведь и дома вы, наверное, насторожитесь, если встретите незнакомца по пути из спальни в ванную?

Коби рассмеялась, когда Клаус закончил перевод. Потом потеребила кончик косы, свисавшей ей на грудь, и отбросила её назад, за спину.

– Скажите, Эндрю, – она так и не научилась правильно выговаривать её имя по-русски. – Как вам удаётся справляться со всем этим?

Она обвела вокруг себя руками.

– Три недели назад вы, наверное, даже представить себе не могли, что случиться нечто подобное. А вот сейчас вы отказались от всего, идёте вместе с нами, помогаете вернуться домой. Но домой возвращаемся мы, а вы же идёте в полную неизвестность, верно?

Андрей кивнул, потом вопросительно посмотрел на неё.

– Да, всё так. Но что именно вы хотели у меня узнать?

– Вам страшно?

– Нет. Я достаточно давно убедился в том, что бояться глупо. Худшее, что со мной может случиться – это я умру. Но поскольку мы понятия не имеем, что происходит с нашими душами, нашим сознанием по ту сторону, то, возможно, и здесь всё тоже не так страшно. А бояться всего остального, менее значительного, чем смерть, на мой взгляд не имеет смысла.

Пастор заинтересовано наклонил голову:

– Вы фаталист? Верите, подобно древним скандинавам, что норны заранее прядут нить судьбы?

– Вовсе нет. Будь я фаталистом, то скорее поплыл бы по течению, раз всё предопределено. Я же верю в конструктивное усилие, в право человека самому влиять на своё будущее.

– Тут я с вами согласен, но у меня небольшой уточняющий вопрос – вы верите в право, а вот верите ли вы в возможность влиять на судьбу? Что, если вера в право – не более, чем иллюзия?

– Пастор, мне довольно странно слышать это от вас, от священника-протестанта. Не вы ли должны поддерживать идею свободы выбора, свободы воли человека? Даже если в какой-то ситуации у нас нет возможности повлиять на события, разве у нас исчезает свобода выбора того, как относится к ним? Вы же понимаете, что есть огромная разница между тем, что одно и то же испытание один встречает в соплях и слезах, а другой – с готовностью и верой в лучший исход? Даже если результат предрешён и оба погибнут в результате, кто вам кажется более симпатичным?

Клаус согласно кивнул и улыбнулся.

– Спасибо, Андрей. Простите за мою маленькую провокацию, но вы сказали то, что я надеялся услышать. Знаете, несмотря на всё пережитое здесь, я благодарен судьбе и воле Создателя за то, что он привёл меня в эти леса. Благодаря этому я познакомился с вами и вашими людьми.

– Так вы думаете, что всё это было не случайно?

Майер развёл руками.

– Я ничего не думаю. Я просто не знаю. Только верю, что Господь ничего не делает напрасно. Знаете, что я делал перед вашим приходом? Я сидел и вспоминал, пытался выстроить цепочку событий, которая привела меня к этому костру. И я понял, что стоило выдернуть из этой цепи хотя бы одно звено – и меня бы здесь не было. Коби, – он повернулся к стюардессе. – Вы помните эту вещицу?

Он вынул из кармана прозрачный пакет из особо прочного пластика, который «не может быть вскрыт без использования специальных инструментов вроде ножа или ножниц», как подробно объяснил когда-то офицер службы безопасности аэропорта «О'Хара» Винсент Ортега. В пакете лежала старая потёртая зажигалка Zippo в латунном корпусе с непонятной эмблемой.

– Боже мой, Клаус! Это же та самая зажигалка, из-за которой вас не хотели пускать на борт!

– Именно, Коби. Не то, чтобы совсем не хотели, конечно. В крайнем случае, я бы отправил её из аэропорта себе домой почтой и сел на ваш самолёт уже без неё. Тут дело в другом. Если бы не эта зажигалка, меня могло вообще не оказаться в Штатах.

– Вот как?

– Да. Я летал на похороны друга, товарища по службе в Афганистане. Эта зажигалка – то, что он оставил мне по своему завещанию. Не будь сообщения от нотариальной конторы, что я упомянут в этом завещании, я мог бы и не решиться на поездку. Точнее говоря, скорее всего полетел бы, просто сообщение о завещании было последним аргументом «за».

Коби с любопытством рассматривала пакет, который он вертел в руках.

– Чем же она так важна для вас?

– О, это особая вещь! Не возражаете, если я её выну из упаковки?

– Вы шутите? Кого это может беспокоить здесь?

– Действительно. Андрей, вы мне нож не одолжите?

Смирнов молча выдернул из ножен охотничий тесак и протянул его рукоятью вперёд.

– Спасибо.

Клаус ловко разрезал пластик и вытряхнул на ладонь небольшой плоский брусок зажигалки. Вернул нож Андрею, а сам провёл пальцами по латунным граням, перевернул её несколько раз, пока она не оказалась повёрнута вверх выгравированной эмблемой. Пастор подбросил зажигалку на ладони, а потом передал Коби.

– Посмотрите.

На выпуклой стенке зажигалки были довольно грубо нацарапаны две буквы «А», вписанные в круг. В верхней части зажигалки, на откидной крышке, по дуге шла надпись —AIRBORNE.

– Что это?

– Это эмблема 82-й воздушно-десантной дивизии США. Прадед моего друга служил в ней во время Второй мировой войны. Высаживался во Франции и так далее. Остался жив, и с тех пор эта зажигалка передавалась в их семье от отца к сыну, как талисман. Естественно, сложилась традиция, что сын, получивший в подарок зажигалку, тоже должен послужить в армии.

Коби рассмотрела зажигалку внимательно, погладила исцарапанную латунь кончиками пальцев, потом передала её Андрею. Тот первым делом откинул крышку и крутнул колёсико. Сыпанули искры, но ничего не последовало. Клаус покачал головой.

– Ничего не выйдет. Там сухо.

Смирнов посмотрел на него недоумённо.

– Пастор, это безобразие. Какую бы эта вещь не имела историческую ценность, главное её назначение – приносить практическую пользу. Никуда не уходите.

Он вернул зажигалку, поднялся и ушёл в темноту. Майер тем времнем крутил в пальцах латунную коробочку, ощущая прикосновение прохладного металла, и продолжал рассказывать Коби её историю.

– В результате этой традиции моему приятелю не оставалось ничего другого, как пойти на военную службу. Хоть он не отличался крепким здоровьем и наклонности у него были совсем другие, но, поскольку он оказался единственным сыном в семье… Короче, вот так мы с ним и познакомились. Понимаете? Если бы не эта зажигалка, не эта семейная традиция – не состоялась бы наша встреча, я бы не полетел на его похороны и не оказался бы сначала на борту вашего самолёта, а потом вот здесь, возле костра посреди русской тайги.