Тодд Лерой - Жаклин Врана

Она почитала это кладбище. Его заснеженные просторы, пышные кроны вяза как в саванне, цепь свечек в знак памяти об усопших. Машину она оставила у входа, в конце липовой аллеи, а путь продолжила по сугробам пешком. Нарушать тишину неромантичным звуком мотора она не хотела, да и не позволялась. Долгие пешие прогулки, особенно на подъеме по лестнице, обычно ее утомляли, но не в этом случае. Она знала, какая красота ее ждала в конце. На последней ступени ее ожидали Уве с Локом.

– Опросила старуху? – бросил мужчина, разворачиваясь к тропе.

– Да, ничего особенного. А это кому? – заметила букет в его руке Жаклин.

– Для Отто. Подумал, что ты, как всегда, забудешь, а ему внимание приятно.

– Вот кто меняет ему цветы, когда забываю я, – догадалась девушка.

Уве был одним из лучших друзей Нильса и по совместительству его коллегой и младшим помощником. Он был свидетелем убийства мужчины и понимал, каким ударом обернется эта потеря для девочки, поэтому опеку о ней после его смерти принял на себя.

– Всегда найдется тот, кто принесет цветы ему на могилу, – опустила голову она.

– Хорошему человеку не жалко всех полей мира, – согласился Уве.

Лок появился в отделе только пару лет назад, когда оканчивал институт на первой стажировке, поэтому о ком идет речь понимал смутно.

– Мы уже опросили рабочих, – вступил в разговор он, чувствуя неловкость. – Наш подозреваемый покоится по левой стороне от часовни. В нескольких метрах и около пятнадцати по глубине в лес.

– То есть почти километр от этого места, – заключил Уве.

Этот километр троица посвятила тишине и созерцанию. В конце тропы их поджидал пожилой служитель кладбища. Он показал остаток пути, отвечая на вопросы касаемо личности погребенного.

– У вас великолепная память, – восхитился Уве. – Помнить каждого – большой подвиг.

– Не так уж часто к нам заселяются, – рассмеялся старик. – Но этого действительно легко забыть. Его никто не навещает. Пришлось поменять цветы самому. Совсем одинокий несчастный. Кажется, у него совсем нет родственников. Печально совсем их не иметь. Печально не быть знаменитостью. Он не Грета Гарбо, которую навещают толпами. Знаете, молодой человек… – обратился к Жаклин служащий. – Может, это прозвучит странно и даже абсурдно, однако вы на нее очень похожи. Было в ней что-то мальчишеское. Или даже мужественное.

– Или во мне что-то женское, – заметила она, чем ввела мужчину в краску. – Грета…

– Актриса, – ответил на ее вопросительный взгляд Уве.

– Хорошо, – кивнула она, когда рабочий остановился у могилы со знакомым всем именем. – А теперь раскопайте.

– Что? – опешил старик. – Но это запрещено?

– Это запрещено? – перевела вопрос помощникам она.

– Это запрещено, – подтвердили те, поджав губы. – Без разрешения, да.

– Вы мешаете следствию, – настояла Жаклин. – А это будет рассматриваться, как сокрытие улик и соучастие в преступлении.

– Но беспокоить усопшего – кощунственно! – взмолился рабочий.

– Этот человек, возможно, и не усопший вовсе. Вероятно, три дня назад совершил зверское убийство. И возможно, совершит еще. Так вы отказываетесь с нами сотрудничать? Будете беречь мертвых или спасать живых? На вашей совести будут бесконечные жертвы от рук человека, которому вы меняете цветы на могиле.

Она развернулась, и старший следователь подыграл ее трюку. Тогда как Лок уловки не понял и остался у плиты, растерянный и лишенный дара речи.

– Ладно, постойте, – остановил их старик. – Сейчас позову могильщиков. И через двадцать минут…

– Приятно иметь с вами дело, – резко развернулась и пожала ему руку Жаклин. – А мы пока проведаем нашего старого знакомого.

– Цветы можете оставить у плиты, – посоветовал старик. – Земля их не заденет. Красивые… Такие всем понравятся.

– Не сомневаюсь, – бросила Жаклин, направляясь к своему покойному родственнику.

Уве поспешил за ней и вложил букет белоснежных лилий ей в руку.

– Это не мое, – попыталась вернуть букет она, но мужчина покачал головой. – Это нечестно.

– Он хотел бы, чтобы ты их положила.

– И желательно купила. Думаешь, мертвые смотрят на живых только из глубины гробов. Это не очень духовные размышления, верно?

– Не зря же мы их посещаем время от времени, – улыбнулся мужчина, и Жаклин смирилась.

Лок остался наблюдать за рабочими. Посещать того, кого он не знал, казалось неловким не только ему.

Земля у плиты Нильса была усеяна цветами.

– Не мы одни его навещаем, – умиротворенно заметила девушка.

– Здравствуй, Отто. Как жизнь, друг?

Жаклин обернулась, втянув шею от удивления. Остальные двадцать минут они провели в тишине, погруженные в думы и общение со старым знакомым. Их размышления прервал крик Лока.

Первым отреагировал Уве. Жаклин задержалась еще на пару минут, чтобы коснуться плиты друга. В присутствии постороннего ее это смущало.

– Спи спокойно, папа, – сказала она одними губами, потерла покалывающий то ли от холода, то ли по иной причине нос и заложила руки в карманы.

К ее приходу гроб уже вынули на поверхность. Еще новый, но из очевидно дешевого материала. Неаккуратно сложенные доски раскрошились, ржавые гвозди вылетали от малейшего нажатия. Рабочие отступили, предоставляя дальнейшие действия следователям.

Жаклин приблизилась к ящику и постучала по заиндевевшему дубу. Раздался отзвук пустой скорлупы от грецкого ореха. Она приложилась к нему ухом и задержала дыхание, будто рассчитывала услышать биение сердца. Затем решительно выпрямилась и дернула за одну из досок. Любопытные рабочие, успевшие приблизиться вплотную, дрогнули от неожиданности. Уве предложил помощь, но девушка раздраженно отмахнулась и помогла себе ногой. Мощная подошва сапог прорывалась и застревала между досками. Один из рабочих этой сцены не выдержал и предпочел наблюдать из безопасного расстояния. Наконец нога ее полностью провалилась и ручка изнутри щелкнула. Она освободила ногу и пригнулась, убирая непослушные волосы за уши. Рабочие замерли, Уве подошел ближе и вынул пистолет на всякий случай.

Жаклин дернула крышку, и содержимое открылось окружающим во всем своем отвратительном великолепии. Восприимчивому Локу сделалось нехорошо, Уве опустил оружие, закрыв глаза, Жаклин потерла переносицу и тихо чертыхнулась. Гробница не пустовала. Хозяин ее, уже порядком разложившийся, мирно спал. Одежда сильно истлела и потрепалась, кожа проваливалась между костями в черепе.

– Его осматривали? – спросила Жаклин, перебирая пальцами рабочую форму механика.

– Нам это неизвестно, – ответил старик. – Кажется, его похоронили в том, что на нем было в последний момент.

Девушка запустила руку в карман оранжевой куртки, потускневшей от холода и грязи. Что-то зашуршало между ее пальцами. Она бросила гневный взгляд на рабочих и скорбный – на своих коллег.