Игорь Резун - Время АБРАКадабры

– А что, голова, что ли, болит? – поразилась Людочка.

– Не то слово.

– Странно. А у меня просто чудесно все. И не болит ничего!

– А чего странного? Мы на тебя симоронили, а не на меня. Вот у тебя и не болит, а у меня… Ой, блин! Положи ножик! Положи, кому говорю, голову оторву сейчас!

– Ну, ты выпила, наверно, вчера… лишнего немного. На корабле, – предположила Людочка.

– Я?! А ты?

– А я не пила.

– Ну, ты даешь, мать! А кто спирта почти неразведенного полстакана хватанул? Так, что Макарыч аж глазами фуражку приподнял!

– Ой… а я не помню! Ничего! Господи, а что мы там делали?

– Мы? Ничего страшного. Особенно если учесть, что могли бы наделать две молодые, сексуальные, веселые и недоеб… А вот я кому-то щас! По заднице!!! Вот тебе! Вот!!! И не ори! Сам виноват! Слезь с холодильника щас же! Вот, учитывая, что мы могли бы наделать в каюте у двух здоровых, крепких моряков, то не переживай – детский лепет.

– Я, наверно, нехорошо себя вела, да?

– Сущий ангел. Только купались нагишом, а потом ты самбу танцевала в мокрой тельняшке этого… Как же его? Матроса, одним словом.

– Я? Какой кошмар! – ужаснулась Людочка.

– Ну не в коктейльном же платье ее танцевать! А тельник он тебе подарил. На память. Он вообще тебя на руках носил.

– Может, это и есть…

– Забудь! – коротко отозвалась подруга и смачно перерубила там, на том конце провода, какой-то мясной хрящ. – Не формат. Принц еще в пути, не переживай. Проснись и пой… Уже проснулась? Вот, давай за «полочку», быстро.

– Мне надо туфли в мастерскую отнести, – обиженно напомнила девушка, – которые ты мне поломала!

– Симорон требует жертв, – философски заметил Ирка, – в первую очередь тех, что позволяют нам расстаться с ПКМ-культурой. Хороша бы ты была вчера в этих дурацких тупорылых босоножках! Так! Уйдите все с кухни! Быстр-а!

– Ладно, Ириш, я потом позвоню. Доваривай суп.

– Давай, мать, до скорого. Не вешай носа!

– Ага. Пока!

Людочка положила трубку на рычаг, осторожно, как хрустальную, и пошла к себе на этаж, по дороге еще раз осмысливая услышанное и тихонько ойкая про себя. Купались нагишом, и ее не изнасиловали? И все это было мило и весело? Да неужели мир, во всевозможных ужасах которого она была уверена еще с детства, изменился? И кольцо витавшей над ней кармы разомкнулось?! Не может быть.

В комнате она сварила себе на плитке чашку кофе, села на кровать, поджав колени под подбородок и упершись пятками в холодное ребро панцирной конструкции. Посидела так, размышляя. И поняла, что отныне, по крайней мере, на ближайшие две недели, столкнулась со страшной, неразрешимой проблемой: что надеть?

Если бы она сегодня спешила на работу, на промывку четвертого этажа, она бы влезла в зеленое платье, висевшее на плечиках в углу. Да, не зря где-то написано, что зеленый – цвет рухнувших надежд… Надеть это платье сейчас означало испортить себе настроение на целый день. Идти к сапожнику по Городку в «коктейльном платье», висевшем на спинке стула изящной тряпочкой, тоже было как-то бестолково. Что же делать?

Нерешительно сняв халат, девушка подскочила к зеркалу. Подумав, она быстро стащила трусики и посмотрела на себя обнаженную. Снова, как тогда первый раз, в кабинете с саркофагом, она подивилась сходству своего тела с очертаниями этой коричнево-бурой, обтянутой остатками кожи мумии. Такие же костлявые, но ощутимо сильные, словно вылепленные для тридцатикилограммовой ноши, плечи. Грудь – небольшая, но уже уверенно легшая выпуклостями вниз, будто эти коричневые бугорки ждут младенческого рта, будто эти плоские холмы вот-вот нальются молоком, превращаясь в мягкие, удобные для носки мешочки. Живот худой, но с несколькими симпатичными складочками, не жировыми совсем, а как будто приготовили в этом месте лишней кожи пару лоскутов, чтобы она туго обтянула этот раздувшийся, как бубен, живот – когда-нибудь! Широкие нагие бедра и расставленные ноги открывали необъятную выпуклость паха. И с некоторой стыдливостью еще раз внимательно осмотрев свое богатство, Людочка с удивлением поняла, что в постели, пожалуй, у нее будет огромное преимущество: выпуклый бугром лобок и эти широкие, как аэродром, бедра давали потенциальному партнеру свободу действий и фантазий. На коричневом крашеном полу уверенно стояли непропорционально большие, как у той Принцессы, ступни с жилистыми, развитыми и прямыми фалангами пальцев. Ступни были широкие, сильные, задуманные такими Природой миллионы лет назад для того, чтобы это тело легко могло носить ребенка. И цвет кожи у них был не распарено-белый, как у той сиреневой девушки на набережной, а здоровый, оттенка старой бронзы. Видно было, что они привыкли ко всему: к солнцу и ветру, к холоду и камням – и при этом не потеряли своей грации.

Желто-оранжевый лак на ногтях напомнил ей о том, что надо решить проблему с одеждой.

В шкафу девушка нашла джинсы, штанины которых были изляпаны красной краской: в прошлом году красила пожарные щиты. Подумав немного, Людочка взяла большие «овечьи» ножницы и решительно щелкнула ими. Металл, выдирая нитки, безжалостно рвал края ткани, как японская шимоза – укрепления Порт-Артура. Через пять минут в руках у Людочки оказались шорты с невообразимо лохматыми краями, но зато вполне симпатичного, нежно-голубого цвета.

Решить вопрос с верхом оказалось сложнее. Тут Людочка остановила взгляд на тельнике, который, по словам Ирки, ей вчера подарили. А что? Она померила тельняшку, пахнущую вчерашним костром и немного – свежей рыбой. Та доходила ей, чуть ли не колен. Вздохнув, девушка снова взялась за ножницы и обкромсала тельник. Единственное, что никак не удалось решить, – это вопрос с бельем. Бретельки белого дешевого лифчика – черный она вчера отдала Ирке, боясь за его сохранность – все время вылезали из-под тельняшки, и это Людочке совсем не нравилось. Подумав немного, она решилась на эксперимент: отказаться от этой детали нижнего белья – и с изумлением увидела, что в таком формате у нее под тельняшкой даже обозначилось что-то живое, вполне изменившее рельеф фигуры. Или это была волшебная оптика, обман зрения из-за тельняшечных, черно-белых полос?

Через полчаса Людочка вышла из общежития. Дворник Сергеевна, размашисто чертящая круги жесткой метлой, не узнала ее, прикрикнув:

– Девка, ноги береги, поколю! Ой… Людка, ты, что ли?

– Ну да, – Людочка зарделась, не зная, куда спрятать свои голые ноги, болтающиеся груди, одним словом, себя новую, а не прежнее зеленое насекомое.

Дворничиха оперлась на метлу, как на посох, и спросила с неподдельным интересом:

– Замуж, что ль, собралась? Хар-роша…

– Я? Да нет… Просто…

– Ну, давай, давай, – не слушая ее, напутствовала Семеновна. – Беги к своему жениху, голенастая!