Игорь Резун - Мечи свою молнию даже в смерть

Поэтому она сейчас стояла, наблюдая за началом работ, и только время от времени тяжело вздыхала, со свистом выпуская воздух из необъятной грудной клетки. Она не заметила, как рядом с ней появился старичок с торчащей козлиной бородкой, в пиджаке с орденскими планками, в тренировочных лже-адидасовских штанах и советских красных кедах. Старичок посмотрел наверх, щурясь, и раздраженно произнес:

– Вот ведь че творят, че творят-то! Средь бела дня… воруют, памашь, частное трудовое достояние. Надо бы звякнуть, кому следует.

– Перестаньте, – брезгливо оборвала его женщина. – Это моя квартира. Люди работают. Щели заделывают. Энергетические.

– Щели? – поразился старичок. – Куды щели?

– В параллельный мир! – брякнула Агния Андреевна то, что сама слышала от Алексея.

Старичок нахмурился и потащил из кармана очки в роговой оправе.

– А там, между прочим, – с обидой сказал он, – в ентом мире, и моя квартира имеется… Заслуженная! Потому я, памашь, со всем пристрастием…

Старичком был не кто иной, как дед Клава. С того времени, как он сдал свою жилплощадь странной троице, душа у него была не на месте. Количество зеленых бумажек под матрацем немного уменьшилось, и это точило мозг: деду Клаве хотелось, чтобы бумажки не убывали, но в то же время колбаса в холодильнике не переводилась. Поэтому, промаявшись всю ночь, он не выдержал, надел свой пиджак с колодками, новые «треники» и поехал к квартирантам, втайне надеясь выскрести у них под каким-нибудь предлогом еще немного зеленых бумажек. Возня на стене дома, над окнами его квартиры, деда Клаву порядком озадачила.

А четверка на стене продолжала делать свое дело. Виталик и его помощник меланхолично мазали мастикой «трещины», нарисованные накануне черным маркером. Над ними синело небо, белели новостройки, ветерок трепал лацканы старых стройотрядовских курток, действительно, заляпанных краской всех цветов. Оглядевшись на тихий двор, Алексей повернулся к Майе и, закрыв баночку с мастикой, кивнул ей: мол, спускаемся. Сам взялся за переключатель ролика и легко поехал вниз.

Им с девушкой достались три окна: кухня и две комнаты. Сам Алексей первым делом оказался у кухни, вгляделся в темное стекло. Ничего особенного. Жалкая кухонька с белеными стенами дышала неуютом, желтоватые шторы и налет на стекле говорил о том, что тут много и часто курят. На подоконнике даже виднелись пепельница и пустая пачка из-под дамских тоненьких сигарилл. Марка обычная, пафосная – из бара стандартного ночного клуба. Единственное, что поразило Алексея, – это большой, явно старинный медный таз, стоявший у стены в углу. Он мерцал, как закатное солнце.

– Переходим… – скомандовал он девушке и, справившись с регулятором, слегка отталкиваясь от стены подошвами кожаных сандалий, начал передвигаться вбок. Хитрая система талей вверху облегчала их передвижение.

Тем временем внизу дед Клава нацепил на сухой нос очки, сфокусировал зрение и тут же увидел нечто непотребное.

– Да она ж ГОЛАЯ!!! – завизжал он истошно.

Крик этот прорезал двор, как свист летящей мины. Мамаши, выгуливавшие детей в песочницах, сначала пригнулись, потом заинтересованно задрали головы; пара тинэйджеров, попиравших скамейку в углу двора и пивших пиво, тоже посмотрели вверх и прокомментировали увиденное в нецензурных, но радостных выражениях. Агния Андреевна тоже посмотрела наверх и только тут поняла, что снизу повисшая на тросах девчонка действительно кажется совсем голой. Именно в таком купальнике, сливающемся с телом, Майя делала при ней асаны.

Но вопль деда Клавы сделал свое дело. Теперь он притопывал на месте и подпрыгивал, как кавалерийский конь, первый раз выведенный на плац после долгого стояния в конюшне.

– Успокойтесь, – процедила сквозь золотые зубы женщина. – Это купальник такой. Сама ими торговала.

Однако было поздно. Группка из молодежи росла. Бабушки встали и начали методичное оцепление двора, вытягивая морщинистые шеи.

Наверху всего этого не было ни видно, ни слышно. Алексей перебрался к окну большой комнаты; Майя, азартно шурша голыми пятками по бетону, переместилась к крайнему окну, наглухо занавешенному зеленой шторой, – вдруг есть щелочка.

Алексей уже осматривал большую комнату. Там было пустынно и затхло; от дверцы шкафа тянулась леска, на ней сушилось белье и, что интересно, белая больничная шапочка, которую носят медсестры. На столе куча недогоревших свечей из красного воска, такие же красные пятна на полу. Кусок мела. Странный треножник. Алексей прищурился, рассматривая что-то черное, лежащее у вазы с давно засохшим гладиолусом, и фыркнул от смеха.

В это время Майя уперлась ногами в стену и повисла прямо перед шторами. Ни щелочки. Ясно. Жаль!

И внезапно она что-то почувствовала. Очень остро и больно: что-то страшное поднялось на нее из-за этих штор. Сознание поплыло. Ей показалось, что эти шторы вдруг вспучились, вытянули сквозь стекло свои зеленые руки с кистями и вцепились ей в горло. В глазах полыхнула сиреневая молния, и девушка, потеряв равновесие, с визгом перевернулась вверх ногами и выпустила поддерживающий трос. Конечно, все наставления Виталика она тотчас забыла и начала молотить ногами, все больше запутываясь в веревках.

– Майя, что случилось?!

Двор ахнул.

– Падает! – заорал кто-то дурным голосом.

Мамы похватали малышей и бросились под защиту бетонных козырьков, бросая в песке совочки и формочки. Малыши отчаянно голосили, жалея свое имущество. А дед Клава вдруг тоже прозрел и заорал пронзительно:

– Ах, че творят, сучонки! Они в мою квартиру-то лезут! В мою квартиру-у-у!

Он пихнул Агнию Андреевну в бок так, что та едва устояла, и заметался по двору, истошно крича:

– Грабят! Средь бела дня! Грабят!!! Люди добрые!!! Спасите!!! Убивают!!! Пожар!!! Милиция!!! Караул!!!

Майя задыхалась. Мир перевернулся и болтался перед глазами многоэтажной бездной. В голове вспыхивали жгучие звезды, разламывая мозг. Алексей, побледнев, пытался подобраться к ней, но веревки, как назло, не хватало. Он крикнул Виталику «Помогай!» – и тот стал спускаться ниже. Они едва подхватили бьющуюся в конвульсиях девушку и стали ее переворачивать.

Тем временем дед Клава не выдержал. Он кинулся в подъезд, по пути подхватив детскую лопаточку, та в его руках сразу стала саперной – грозным оружием мотопехоты. Лифт елозил где-то между этажами, и дед Клава не стал его ждать. Богатырским здоровьем он не обладал, но сознание того, что под угрозой находится его собственная квартира, заработанная потом, кровью и чернилами доносов, удесятерило его силы. Старик понесся вверх, как молодой, перепрыгивая через ступени. Его алые кеды наливались кровью обреченных на гибель врагов.