Ридли Пирсон - Опознание невозможно

— Вот так я и стояла, — рассказывала Дафна. — Он выскочил через заднюю дверь, как поезд, идущий под откос, опустив голову и пригнувшись.

Вытянувшись на кровати в номере Болдта в отеле, Дафна потягивала свое второе пиво. Комната была невелика и скудно обставлена, за нее платили из городского бюджета, пока Болдту не разрешат вернуться в собственный дом. Ему страшно хотелось вернуться. Он испытывал неловкость, глядя на распростертую на кровати Дафну. На ней были черные джинсы в обтяжку и белая блузка, застегнутая на все пуговицы. Она играла ремешком наручных часов, крутя его в пальцах.

— Я схватила его в охапку, а он бился у меня в руках… не знаю, как рыба. Дрался, как сумасшедший. Бедный малыш. Ну и, разумеется, Эмили не могла доказать, что он — ее сын, потому что он не был им, а это все, что требовалось Сюзанне, чтобы забрать его. А теперь мы получили обратное тому, что ожидали. Мы точно знаем, кто он такой, но он категорически отказывается говорить с нами. В общем… ты понимаешь… — Голос у нее сорвался.

— Не мучайся из-за этого, — посоветовал Болдт. Он старался держаться во встроенной кухоньке, соблюдая дистанцию.

— Послушай, если бы ты только был там, — сказала она. — Он плакал о ней. Она тоже рыдала — умоляла нас. Это было ужасно.

— Ты убьешь себя такими переживаниями, — повторил он.

— Все получилось наоборот, — продолжала Дафна. Кажется, она слегка опьянела, язык у нее начал заплетаться. — Если не хочешь неприятностей, надо держаться подальше от детей.

Болдт подался вперед.

— Не читай мне нотаций, — сказала она, угадав, что́ он собирается делать. — Я уже большая девочка, и я хочу еще пива.

— Пей, а потом я отвезу тебя домой.

— Обещания, обещания, — пробурчала она. — Может быть, мне хочется заснуть здесь. — Она спросила слишком громко: — Что это?

Болдт ощущал себя загнанным в угол. Он намеревался отговорить ее от третьего пива. Дафна похлопала по краю кровати, приглашая его присесть, но он отказался.

— Дороти Энрайт купила это в скобяной лавке в день пожара. Джон сложил их вместе. — Это был контейнер со сжатым воздухом, моток серебристой ленты и пара резиновых перчаток.

— Сюзанна собирается разрешить ему остаться со мной — то есть мальчику, — заявила Дафна.

— Скобяная лавка, — сказал Болдт, избегая смотреть на нее. — Здесь может быть связь.

— Или у меня, или где-нибудь в гостинице на полдороге, а я не могу поступить с ним так. Они называют это спонсорской помощью Большой Сестры. Сюзанне пришлось слегка отступить от правил, но до завтрашнего полудня он — мой. И он не убежит. Потому что мы сказали ему, что если он так сделает, то Эмили Ричланд лишится своего бизнеса, может быть, даже попадет в тюрьму. Он не поступит так с ней. Видишь, как хорошо я делаю свою работу? Я думала, что ты будешь мною гордиться. Как приятно угрожать двенадцатилетним.

— Это всегда нелегко, — отозвался он. — Особенно, когда в деле замешаны дети. Помнишь Джастина Льюитта?

— Они выглядят такими невинными. Вот в чем все дело. Их трудно обманывать, когда они глядят на тебя вот так. — Она добавила: — Ты ведь скучаешь по ним, правда? По своим детям?

— Конечно.

— Она заполучила тебя навсегда. Вот в чем все дело. В день, когда родился Майлз, я поняла, что потеряла тебя навсегда.

Разговор сворачивал совсем не туда, куда ему хотелось.

— А что подумает о мальчике Оуэн?

— Я останусь в плавучем доме, — ответила она. — Оуэн и я… — Дафна не договорила, предпочтя допить пиво. — Вот теперь мне по-настоящему хорошо, — сказала она.

— Ты не потеряла меня, — произнес он.

— Конечно, потеряла. — Она не смотрела на Болдта. — У нас был шанс, — напомнила она ему. — Я — не зеленый виноград. — Она задумчиво протянула: — Может, у нас ничего и не получилось бы. Кто знает?

Оба прекрасно понимали, что все бы у них получилось. У них всегда все получалось. Он думал об этом, но вслух сказал:

— В тот момент это я отдалился. Я женился.

— Не напоминай мне. Поверь, я очень хорошо помню ту ночь. Смешно, какие вещи западают в память, а какие — нет. Предполагается, что я это должна все объяснять, правильно? Со всей своей подготовкой. Но как быть, если это моя жизнь? Забудь об этом. Вот в чем вся проблема: объективное, субъективное. «Заблудившиеся в пустыне». Кто это пел, Дилан или Джонни Митчелл? Наверное, оба. Эй, — игриво протянула она, — ты с самого детства любил джаз, или у тебя был какой-то переходный период? Фолк-рок? Рок? Или ты с ума сходил по джазу прямо с колыбели?

— Может настать такой день, когда мы постареем, а наши спутники умрут. Для нас, я имею в виду. — Он толком не знал, зачем говорит это.

— Вроде «Любви во времена холеры », ты хочешь сказать?

— Не читал.

— Ты много потерял. — Она мечтательно заметила: — Это про нас, мне кажется. Может быть, ты прав. Но все это немного ненормально, — добавила она.

— Еще одна проблема в том, — сказал Болдт, меняя тему, — что мальчик может заговорить не вовремя.

То, как она расположилась на его постели: подогнув под себя одну ногу, отведя в сторону другую, опершись головой о руку — это было слишком. Роскошные волосы, немножко пьяные и мечтательные глаза. Она сказала:

— Не могу понять, отчего я к тебе так присохла.

— Ничего ты не присохла.

— О, еще как. Мы оба знаем это.

— Мы организуем наблюдение за Ричланд, — сказал Болдт. — И за Гарманом тоже, полагаю.

Она продолжала свою тему:

— Я вижу, как ты смотришь на меня иногда. Тебе не приходило в голову, что я могу испытывать то же самое? До самой… глубины души, — закончила она.

— Если он появится, она позвонит нам? — спросил Болдт.

Не промедлив ни секунды, Дафна ответила:

— Пока мальчик у нас, позвонит обязательно. Будь я на ее месте, я больше всего беспокоилась бы о том, что государство заполучит мальчика в свои лапы и больше никогда не выпустит.

— Интересно, позволит ли ему служба гуманитарной помощи когда-нибудь вернуться к ней? — нерешительно проговорил Болдт. — Ведь там нет кровного родства, так?

— Он любит ее, — с болью ответила Дафна. — А она — его. Так что какое это имеет значение?

Зазвонил сотовый телефон. Болдт встал и потянулся к своему, но это был ее аппарат, и звонок шел из ее сумочки. Она ответила и стала слушать. Потом пробормотала:

— Да, я слышала тебя. — Она захлопнула телефон и, обращаясь к Болдту, сказала: — Мы воспользовались фамилией подозреваемого в убийстве в погребе. Сюзанна провела перекрестную проверку записавшихся в школу. Теперь мы знаем, как зовут мальчика: Бенджамин Сантори. — Глаза ее затуманились. — Красивое имя, правда?

— Это всего лишь начало, — произнес он, пытаясь продемонстрировать оптимизм.

— Именно так, — парировала она. — Начало для нас, конец для него. Ему всего двенадцать лет, Лу. Убийство. Какая-то непонятная сделка в аэропорту. Эмили защищала и оберегала его от нас: от суда, от правды. Разве можно ее за это винить? — Дафна отпила большой глоток пива.