Чарльз Камминг - Чужая страна

– Поешь.

Эльза поставила перед ним миску с пастой и нежно положила ладонь на шею. Это был не просто жест дружеского понимания. Она была женщиной, а он мужчиной, и он ей нравился.

– Единственное, что можно сказать в защиту Яссина, – это то, что он был совсем мальчиком. – Том вдруг почувствовал, что совершенно расхотел есть. Он бы отодвинул миску в сторону, если бы не боялся обидеть Эльзу. – Он был молод и не понимал, что творит. Но попробовал бы кто-то убедить в этом невесту доктора, который мог бы погибнуть во время теракта в метро. Или внука, чей дедушка находился во взорванном автобусе где-нибудь в Глазго. Или матери, чей шестимесячный сын мог бы умереть в больнице после того, как Яссин подорвал бы себя в торговом центре в Мидлендсе. Если бы их ознакомили с делом Яссина Гарани, они вряд ли решили бы, что он невинный английский путешественник, который отправился в Пакистан по следам Роберта Байрона. Яссина переполняла ненависть. И за то, что с ним случилось, за то, что мы позволили себе ненавидеть его в ответ, правительство ее величества выписало Яссину чек на восемьсот семьдесят пять тысяч фунтов.

Эльза опустилась на стул.

– Почти миллион, и это в наши суровые времена. Компенсация за «дурное обращение». Я бы сказал, неплохая сумма из заплаченных нами налогов для человека, который бы с удовольствием взорвал высокий суд, вынесший решение в его пользу.

– Ешь, – сказала Эльза. И они надолго замолчали.

Кевин Вигорс сидел за уличным столиком паба «Карета и лошадь», достойного заведения на Солсбери-Роуд, на восточном краю Чок-Биссет. Он приканчивал вторую пинту эля, когда из-за поворота вырулил темно-синий «рено-эспейс» с номером Х164АЕО. Часы показывали пять минут девятого. Кевин встал из-за стола, подошел к телефонной будке через дорогу и набрал номер дома Амелии.

– 285?

– Кукушка только что свернул в деревню. Будет у вас через три минуты.

– Спасибо, – поблагодарила Амелия.

Она положила трубку и посмотрела на Тома, который стоял возле плиты.

– Это Кевин, – сказала она. – Тебе пора уходить. Он будет здесь через две минуты.

Том пожелал ей удачи и вышел из дома через заднюю дверь. Между садом Амелии и участком Сюзи была калитка, и уже через несколько секунд он был в библиотеке с Эльзой, Хэролдом и Барбарой Найт. Они напряженно вглядывались в мониторы, как биржевые маклеры, ожидающие обвала котировок.

– Он подъезжает, – сообщил Том и бросил свое пальто на стул.

Эльза подняла голову и улыбнулась ему особенной улыбкой; затем снова уткнулась в экран.

– А вот и он, – протянула она, глядя в верхний левый угол.

Камера, установленная на столбе, давала прекрасный обзор. Из темноты выплыли огоньки фар, попрыгали по ухабам и замерли на месте – такси остановилось. Из машины вышел Кукушка и с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину. На нем была та же самая черная кожаная куртка, которую Том обыскивал в Тунисе.

– Онанист, – пробормотал Хэролд, и все постарались не засмеяться.

В нижнем левом углу монитора появилась Амелия. Яркий свет фар четко обрисовывал ее стройную фигуру. Хотя все происходило меньше чем в сотне метров от них, они не слышали ни звука. Амелия бесшумно протянула руки и заключила Кукушку в крепкие материнские объятия.

– Господи. Надеюсь, с ней все в порядке, – сказала Эльза.

Но Том нисколько не беспокоился. Он был уверен, что Амелия Левен справится на отлично.

Она похоронила свою ненависть, закопала ее глубоко внутри, там, откуда она не могла вырваться.

Это она умела. Отделять одно от другого. Изолировать. Регулировать. Выживать. Она научилась этому еще в Тунисе.

Кукушка выбрался из такси, и на доли секунды Амелия ощутила ту же невероятную, неконтролируемую радость, что и тогда, в Париже, когда в первый раз увидела своего красивого взрослого сына. Но ощущение тут же прошло. Мужчина, которого она знала как Франсуа, обманул ее; его присутствие в ее доме было оскорбительно. Но ни глаза, ни лицо Амелии не выдали ее чувств. Она потянулась, чтобы обнять его, и обнаружила, что с легкостью следует своей роли.

– Дорогой мой! Ты все-таки здесь. Поверить не могу.

Даже его запах был обманом – знакомый по Тунису запах одеколона, крема от загара, которым он мазался тогда возле бассейна. Обнимать его, прикасаться к его коже доставляло ей почти сексуальное удовольствие; материнская любовь была сладостна. Он казался ей таким привлекательным, таким элегантным и утонченным. Амелия восхищалась результатами неустанного труда Филиппа и Жаннин, тем, какого интересного молодого человека они воспитали. А теперь… Агент французской разведки в ее доме. Нарушающий все возможные границы ее личного пространства, сующий нос во все щели, подрывающий ее самооценку. С тех пор как Том сообщил ей сокрушительную новость, Амелия переживала самое ужасное время в своей жизни. Это было хуже, чем месяцы после усыновления Франсуа, хуже, чем смерть брата. У нее было только два утешения: что она умеет играть лучше, чем Люк Жаво, проклятый змей, посланный, чтобы искусить ее; и вероятность, что Франсуа еще жив и Том освободит его из плена.

– Входи и располагайся, – пригласила она. Такси проехало вперед, чтобы развернуться у дома Сюзи и отправиться в длинное путешествие обратно в Лондон. – У нас впереди целые выходные. И никаких забот. Что тебе налить?

Голос Том поначалу не узнал. Ему даже показалось, что в баре на пароме он говорил с другим человеком – так сильно микрофоны изменяли тембр. Но интонации, манера строить предложения, странное самодовольство – все это было ему знакомо. Это был он, Кукушка, и, вслушиваясь в его слова, Том осознал, что перед ним настоящий мастер лжи, человек, вобравший в себя другую личность, поселивший в свое тело того, кого он должен был изображать. Это был немного стыдный секрет всех, кто состоял в той или иной секретной службе; шпион с поразительной легкостью отказывался от собственной личности и принимал образ другого. Почему? Ответа на этот вопрос Том не знал. Он вспомнил, как сильно это огорчало Клэр. Клэр, которая теперь прогуливается по калифорнийским виноградникам в обществе калифорнийцев. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы отогнать ревность.

Эльза сидела рядом за столом. Она смотрела на экран, который передавал прямую трансляцию из гостиной Амелии, и вслушивалась в слова Кукушки.

– Кто хочет есть? – В дверях библиотеки появился Хэролд с коробками замороженной пиццы в руках.

Эльза оглянулась и тут же сморщила нос.

– Это не пицца, – сообщила она. – Это позор, а не еда. Серьезно, Том, тот магазин, где ты купил эту гадость, надо закрыть.

– Погоди-ка…