Дэн Симмонс - Мерзость

— Этому человеку в момент смерти было чуть за двадцать, — сказала Реджи. — Моему кузену Перси в прошлом году исполнился тридцать один. Кроме того, у Перси… были… темные волосы, более длинные, и тонкие черные усики, как у Дугласа Фэрбенкса в «Знаке Зорро».

— Тогда кто же это?

— Джентльмены, — печальным голосом продолжила Реджи, — перед вами бренные останки двадцатидвухлетнего Эндрю Комина «Сэнди» Ирвина.

Жан-Клод перекрестился. Впервые за все время нашего знакомства.

Я снова оттянул маску вниз для длинной тирады.

— Не понимаю. Я нашел Мэллори в семи или восьми сотнях футов ниже… но Ирвин тоже обвязан веревкой. И тоже оборванной близко к телу…

Дикон огляделся.

— Ты прав, Джейк, — сказал он. Здесь, на высоте больше 28 000 футов, по-прежнему дул лишь легкий ветерок. — Мэллори не падал с такой высоты, через весь Желтый пояс, каменные гряды и скалы — в противном случае его тело было бы изуродовано гораздо сильнее.

— Значит, они спускались поодиночке? — спросил Жан-Клод; в его тоне сквозило неодобрение опытного гида Шамони.

— Не думаю, — ответил Дикон. — Полагаю, несчастный случай — падение — имел место гораздо ниже, под Желтым поясом и тем гребнем, где-то среди скалистых оврагов внизу. Один из них сорвался первым… и как ни трудно в это поверить, мне кажется, этим человеком был Мэллори.

— Почему? — спросил я.

— Из-за раны на колене Ирвина, — тяжело дыша, сказал Пасанг.

Я ее не заметил. Ткань некогда светлых, а теперь покрытых грязью брюк была порвана и испачкана засохшей кровью, и колено представляло собой открытое месиво из разбитых хрящей.

— И что это доказывает? — Я снова надел кислородную маску.

— Это доказывает, что Ирвин пролетел меньшее расстояние, чем Мэллори, — сказал Дикон. — Но обратите внимание, что альпинистская веревка толщиной три восьмых дюйма порвалась приблизительно в десяти футах от тела Ирвина — как и тела Мэллори, — и я полагаю, от удара об острую скалу, но уже после того, как оба получили травмы.

— От которых они и умерли? — спросила Реджи.

— Нет, — ответил Пасанг. — Мистер Мэллори умер от последствий падения и от переохлаждения. Но, я думаю — и мы все это видели, — через несколько минут или даже секунд он потерял сознание от ужасной травмы головы или от боли в сломанной ноге. Мистера Ирвина, по моему мнению, сбило с ног, предположительно во время страховки где-то чуть ниже этого места, и он упал и разбил колено — кстати, это очень, очень больно; травма колена считается одной из самых болезненных, какую только может выдержать человек. Но веревка оборвалась, снизу доносились затихающие крики и звуки падения мистера Мэллори, и мистер Ирвин прополз вверх несколько ярдов или даже сотню футов до этого места, где замерз насмерть после наступления темноты.

— Почему он пополз вверх? — спросил Жан-Клод. — Их шестой лагерь находился всего в нескольких сотнях ярдов отсюда, ниже и восточнее.

— Не забывайте, что ни у мистера Мэллори, ни у мистера Ирвина не было компаса, — тихо сказал Пасанг. — Мистер Мэллори спускался первым через каменный лабиринт ниже Желтого пояса и упал — возможно, сбив с ног мистера Ирвина, который его страховал, — а затем веревка оборвалась, и мистер Ирвин разбил пателлу.

— Пателлу? — переспросил Жан-Клод.

— Коленную чашечку, — пояснил Пасанг.

— И тем не менее, — настаивал Жан-Клод, — зачем Ирвину ползти вверх, если Мэллори упал вниз?

— Возможно, потому, что здесь, у самого гребня, еще оставалась полоса света от заходящего солнца, а Сэнди очень, очень замерз и думал, что солнце подарит ему еще несколько минут тепла и жизни, — предположила Реджи. — В любом случае, вот его блокнот.

Она извлекла маленькую книжечку не из противогазной сумки, а из нагрудного кармана норфолкской куртки Ирвина. Мы сгрудились вокруг нее. Известно, что Ирвин писал с чудовищными ошибками — много лет спустя я понял, что это, скорее всего, дислексия, — но здесь он сокращал большинство слов, и читать накорябанные карандашом строчки было все равно что разгадывать немецкий шифр.

Я снова оттянул маску от лица.

— Что это значит: «вбс 1й блк 3.48 псл нчл всх V пдч всвр вкл 2.2л»?

Ответил мне Жан-Код. Он разбирал каракули и сокращения Ирвина не лучше остальных, но был специалистом по кислородным аппаратам, модернизацией которых занимались его отец, Джордж Финч и Сэнди Ирвин.

— Выбросил первый баллон… кислорода… через три часа сорок восемь минут после начала восхождения из пятого лагеря, — перевел Же-Ка. Но это было еще не все. — Подача все время была включена на максимум, две целых и две десятых литра в минуту.

— Все точно, — с уважением произнес Дикон вполголоса. — Если они всю дорогу от пятого лагеря дышали кислородом при максимальной подаче, то должны были выбросить первый пустой баллон где-то недалеко от первой ступени.

— Сколько кислородных баллонов у них было с собой? — спросила Реджи.

Дикон пожал плечами.

— Никто точно не знает. Но, судя по заметкам на полях одного из старых писем в кармане Мэллори, завернутых в красивый носовой платок… думаю, не меньше пяти на двоих.

— Господи, — прошептала Реджи. — Имея пять баллонов и начав восхождение до рассвета или сразу после него, они могли подняться на вершину Эвереста, и у них осталось бы достаточно кислорода, чтобы спуститься, по крайней мере, ниже второй ступени.

— А что сказано в этих двух записях? — спросил Дикон.

«М офт Р в чдс мст. об оч грд. Нсл нич не пдл. Мсрв в прв. клн бл но нтс кк рнш. М обгнслнл бл слн. Нч. Мнг зв. Крс. Оч оч хлн. Прщ М я лб тб п и т Т. Д. Мн жл».

Дикон подумал минуту, затем попытался щелкнуть пальцами в толстых варежках.

— «Мэллори оставил фото Рут в чудесном месте. Оба очень горды. Несчастный случай, ничего не поделаешь… Мэллори сорвался… веревка порвалась».

— А последняя часть? — спросил Пасанг, разглядывая записи, освещенные ярким солнцем. Он указал на строчку: «клн бл но нтс кк рнш. М обгнслнл бл слн. Нч. Мнг зв. Крс. Оч оч хлн».

— Колено болит, но не так сильно, как раньше, — перевела Реджи, которая начала понимать сокращения, которыми пользовался погибший альпинист. — Мое… — Она остановилась на слове «обгнслнл».

— Обгоревшее на солнце лицо? — предположил Дикон.

Реджи со вздохом кивнула.

— «Мое обгоревшее на солнце лицо болит сильнее. Ночь. Много звезд. Красиво. Очень, очень холодно».

Я едва удерживался от слез, глядя через толстые стекла очков на мертвого человека. Его лицо тоже было бесстрастным.

— А это? — спросил Жан-Клод, указывая на последние неровные буквы. — «Прщ М я лб тб п и т Т. Д. Мн жл».

Дикон и Реджи переглянулись, Дикон кивнул, и Реджи напряженным, но не дрогнувшим голосом перевела: